– Я говорила тебе, что мы должны понять друг друга, – сказала Джессика. – Я имела в виду, что ты должен понять меня. Я тебя понимаю давно. И я могу сказать тебе, что твоя преданность герцогу – это все, что гарантирует твою безопасность сейчас, когда ты рядом со мной…

Он не мог отвести от нее глаз. Облизнул губы.

– Если бы мне нужна была марионетка, я бы заставила герцога жениться на мне, – спокойно продолжала Джессика. – Причем он был бы уверен, что женился по собственной доброй воле.

Хават наконец опустил голову и исподлобья взглянул на нее сквозь редкие ресницы. Лишь великолепное владение собой помогло ему удержаться и не позвать стражу. Владение собой… и мысль о том, что эта женщина может попросту не позволить ему кликнуть охрану. Он вспомнил, как она заставила его подчиниться, и по его спине пробежали мурашки. Ведь пока он был ошарашен приказом, ей ничего не стоило достать оружие и убить его!

«Неужели у каждого человека есть такое “слепое пятно”? – думал он. – И каждого можно заставить подчиняться раньше даже, чем он сможет осознать все и воспротивиться?»

Эта мысль поразила его. Кто может противостоять наделенному подобной властью?!

– Сейчас ты увидел железный кулак внутри мягкой перчатки Бене Гессерит, – сказала она. – Немногие, увидев его, оставались жить… И то, что я сделала, – довольно простая вещь для нас. Ты не видел всего, на что я способна. Подумай об этом!

– Так почему вы не уничтожаете врагов герцога? – спросил он.

– Что я должна уничтожить? – переспросила она. – Или ты хочешь, чтобы герцог сделался слабым и всегда зависел от меня?

– Но с такой властью…

– Власть – это палка о двух концах, Суфир, – произнесла Джессика. – Ты думаешь сейчас: «Ей ничего не стоит создать оружие из человека и нацелить его в самое сердце врага». Да, Суфир. Даже и в твое сердце. Но чего бы я достигла? Если бы многие из нас поступали так, разве не пало бы недоверие и ненависть на всех Бене Гессерит?

– Мне нечего ответить вам, – выговорил Хават. – Вы знаете, что нечего.

– Ты никому не расскажешь о случившемся здесь, никому и ничего, – сказала она. – Я знаю тебя, Суфир.

– Миледи… – Снова старик попытался сглотнуть сухим горлом. И подумал: «Да, у нее действительно есть великая сила. Но разве не делает ее это еще более опасным орудием в руках Харконненов?»

– Друзья могут уничтожить герцога так же легко, как и его враги, – сказала Джессика. – Но теперь я верю – ты найдешь корни своих подозрений и вырвешь их.

– Если они все же окажутся беспочвенными, – добавил он.

– Если? – насмешливо прищурилась Джессика.

– Да, если, – подтвердил он.

– Ты действительно очень упорен, – сказала она.

– Просто осторожен, – ответил он, – и помню о факторе возможной ошибки.

– Тогда я задам еще один вопрос. Ты стоишь лицом к лицу с другим человеком, беспомощный и беззащитный, связанный по рукам и ногам, и этот другой держит нож у твоего горла. Но не причиняет тебе вреда, освобождает тебя, отдает тебе оружие и позволяет воспользоваться им по своему усмотрению… – Она поднялась, повернулась спиной к Хавату. – Теперь ты можешь идти, Суфир.

Старый ментат встал, постоял немного в нерешительности – его рука потянулась было к оружию в кармане. Он вспомнил арену и отца герцога (он был храбрым человеком, каковы бы ни были его недостатки), вспомнил давнюю корриду. Разъяренный черный бык замер, пригнув голову, – неподвижный и потерявший уверенность. Старый Герцог отвернулся от быка – спиной к рогам зверя, красный плащ картинно наброшен на руку, а трибуны гремели рукоплесканиями и приветственными криками.

«Сейчас я – бык, а она – матадор», – подумал Хават. Он отдернул руку от кармана, увидел, что пустая ладонь блестит от пота.

И он знал, что, какой бы ни оказалась правда в конце концов, он никогда не забудет этот момент и никогда не перестанет восхищаться леди Джессикой.

Молча повернувшись, Хават вышел.

Джессика отвела глаза от отражения комнаты в оконном стекле, повернулась к закрывшейся двери.

– А теперь, – прошептала она, – начнется настоящая схватка.

Сражаться ли станешь с тенями?

С грезами вступишь ли в схватку?

Ты движешься словно во сне?

Время ушло, ускользнуло.

Украдена жизнь твоя.

Ты так медлил с пустяками,

Ты – жертва своего безрассудства.

Плач по Джамису на Погребальных Равнинах. Из сборника «Песни Муад'Диба». Сост. принцесса Ирулан

Лето стоял в атриуме дворца, изучая записку под светом единственного горящего светильника, плавающего в воздухе. До рассвета оставалось несколько часов, и Лето ощущал неимоверную усталость. Записку только что принес гонец от фрименов – вручил ее охраннику на внешнем посту, как только герцог вернулся с полевого командного пункта.

В записке было сказано только:

«Столб дыма днем, столб огня ночью».

Подписи не было.

Что бы это значило?

Посланный ушел, не дожидаясь ответа, и его не успели ни о чем спросить. Он просто растворился в темноте, как туманная тень.

Лето сунул записку в карман мундира. Позже надо будет показать ее Хавату. Он отбросил со лба прядь волос, глубоко вздохнул. Действие стимулирующих таблеток почти прошло. Со дня большого приема минуло уже двое суток – и гораздо больше с тех пор, как ему удалось поспать.

Как будто мало было дел с обороной, пришлось провести еще нелегкую, беспокойную беседу с Хаватом: тот докладывал о своей встрече с Джессикой.

«Может быть, разбудить Джессику? – думал он. – Больше не стоит играть с ней в тайны. Или стоит?.. Этот мне чертов Дункан Айдахо! – Герцог покачал головой. – Нет, впрочем, – не Дункан. Я сам виноват: надо было с самого начала посвятить ее в мои замыслы. Теперь наконец я должен сделать это, прежде чем причинен больший вред».

Это решение несколько улучшило его настроение. Герцог поспешно зашагал из атриума, через Большой зал и по коридорам в семейное крыло.

Вдруг герцог остановился у ответвлявшегося к службам коридора – оттуда, из этого служебного коридора, доносились странные, похожие на мяуканье звуки. Лето опустил левую руку на выключатель поясного щита, правой вытянул из ножен кинжал. Клинок в руке придал ему уверенность: от странного звука по его спине пробежал холодок.

Герцог бесшумно крался но служебному проходу, проклиная про себя тусклое освещение. Здесь, с промежутками в восемь метров, висели самые маленькие плавающие светильники, притом прикрученные до минимума. Темные каменные стены поглощали почти весь свет.

В полумраке он увидел впереди какую-то темную тень на полу, протянувшуюся через весь коридор.