Врач экипажа делает свои звонки на орбиту из отдельной комнаты прямо в Центре управления полетами. Когда Смит закончил свои медицинские проверки, он пригласил меня. Антенну сантиметрового диапазона уже убрали, поэтому была только голосовая связь, никакого видео. Экипаж должен был догадаться, кто к ним пришел. Смит упростил эту задачу. Он представил меня так:

— Он из Нью-Йорка и очень высокого роста.

Лорел Кларк тут же выкрикнула ответ:

— Майк Массимино!

Я слышал, как они смеются и шутят.

— Как там наверху? — спросил я.

— Ой, Масса, тут плохо, — пошутила Лорел. — Думаю, тебе ни в коем случае не стоит возвращаться в космос. В следующий раз я займу твое место.

В основном я говорил с Риком. Так положено: если ты связываешься с шаттлом, ты должен говорить через командира. «Мы очень рады, что ты смог найти время прийти с нами поговорить, — сказал Рик. — Мы очень тебе благодарны. Было здорово поговорить с тобой, и мы с нетерпением ждем встречи после нашего возвращения». В этом был весь Рик, благодарный и великодушный. Мы болтали о том о сем минут десять. Могу сказать, они были очень счастливы. У них был отличный полет, и они не могли дождаться возвращения домой. Мы попрощались, и я пожелал им удачи. Смит отключил связь, и все было закончено. Я поспешил уйти, чтобы забрать Даниэля, не подозревая о том, что — помимо оператора связи, который говорил с Риком и Уилли во время входа в атмосферу, — мы со Смитом Джонсоном были последними людьми на Земле, кто говорил с экипажем 107-й.

Гонки на деревянных машинках у Даниэля начинались в 8:00 в школе. Его автомобиль был сделан, как самолет F-18: «Голубой ангел» с крыльями позади и наклейками «Голубого ангела». Сын надел форму своего скаутского отряда. Поскольку в том году я был помощником командира отряда, я тоже оделся в форму. Мы поехали в школу. На парковке, едва выйдя из машины, мы наткнулись на одного из отцов, Майка Ллойда. Майк был резервистом, поступившим на военную службу. У него был уокмэн или какое-то портативное радио, которое он слушал. Он посмотрел на меня и спросил:

— Ты уже слышал?

— Слышал о чем? — переспросил я.

Он посмотрел на Даниэля:

— Даниэль, может, ты пойдешь в школу?

Я велел сыну идти и ждать меня внутри. Как только он ушел, Майк сказал:

— Кажется, шаттл распался на части в небе. Сообщают, что обломки падают в Восточном Техасе.

Остолбенев, я какой-то момент смотрел на него. Потом побежал, отыскал телефон и позвонил Стиву Смиту. Он ответил:

— Привет, Майк! Что случилось?

— Включи CNN и расскажи мне, что ты видишь, — сказал я.

Он отошел и включил телевизор. Я мог слышать приглушенные звуки, но Стив не говорил ни слова.

— Стив, что ты видишь?

— Катастрофа… Все плохо.

— Что нам делать?

— Приезжай в офис, — сказал он. — Быстрее.

Я поспешил в школу, оставил Даниэля на попечение одной из мам его друзей и попросил ее присмотреть за ним, а потом отвезти мальчика домой. Потом я поехал в офис так быстро, как только мог. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Я должен был быть во Флориде вместе с семьями экипажа 107-й. Мне нужно было побыстрее добраться до офиса, чтобы узнать, что происходит, но в то же время это меня ужасало. Больше всего я хотел проснуться и обнаружить, что все это мне приснилось в кошмарном сне.

Когда я приехал, другие астронавты тоже уже начали появляться. Помню, я заметил Ли Морина. Он был одет в костюм — в восемь часов утра в субботу Ли был одет в черный костюм. Потому что он уже знал. Ли был офицером, прикрепленным к Дейву Брауну и отвечающим за действия в случае непредвиденных событий. Если кто-то гибнет, такой офицер занимается всей организационной работой и помогает супруге или супругу во всем, что нужно. Я все еще был в шоке. Но Ли был из военно-морских сил. Он знал. Он был готов. Входя в здание, в холле я увидел Кевина Крегеля. Он стоял, качая головой, потом поднял глаза и увидел меня. «Ты знаешь, — сказал он, — мы все играем в русскую рулетку, и ты должен быть благодарен за то, что пуля досталась не тебе». Я тут же подумал о двух полетах «Колумбии», которые поменяли местами, о том, что это мы могли возвращаться домой в этот день. Он был прав. Вокруг было великое горе и печаль, на лицах всех входящих было одно и то же выражение. Мы потеряли семерых членов нашей семьи. Но под этой печалью совершенно однозначно скрывалось очень неуютное чувство облегчения. Звучит ужасно, но для некоторых из нас все так и должно было быть. Полеты в космос опасны. Люди гибнут. Прошло 17 лет после катастрофы с «Челленджером». За 19 лет до него мы потеряли «Аполлон-1» прямо на стартовом столе. Пришло время для новой катастрофы, и, как сказал Кевин, нужно благодарить Бога за то, что на этот раз твой номер не выпал.

Мы собрались на шестом этаже в конференц-зале, на стенах которого висели эмблемы всех полетов НАСА. Комната была переполнена. Позвонили всем. Вокруг не было особых стенаний или рыданий. Было тихо и мрачно. Люди сидели потрясенные, с пустыми глазами, казалось, видящими что-то, находящееся в тысяче километров от нас, и пытались осмыслить случившееся. Несколько руководителей взяли слово. Эллен Очоа, которая в то время была главой Отдела по операциям летных экипажей. Кент Ромингер, который теперь стал начальником Отдела астронавтов. Больше всего я запомнил, как говорил бывший астронавт Боб Кабана, который тогда был заместителем руководителя в Космическом центре имени Джонсона. Он подтвердил то, что мы уже знали: весь экипаж погиб. Кабана сказал: «Это ужасный день для всего отдела астронавтов. Он будет наихудшим из тех, которые у нас всех бывали. Но мы должны пройти через это. Семьи погибших сейчас летят сюда из Флориды.

Если мы так подавлены, только представьте, что чувствуют они. Задача первостепенной важности — позаботиться о них».

Когда собрание окончилось, начался хаос. Были разработаны протоколы и порядок действий при особой ситуации, какой являлась гибель шаттла, но на самом деле никто по-настоящему не знал, что делать. В таких ситуациях ты делаешь то, что считаешь нужным. Некоторые уже говорили о расследовании и вызывались помочь с ним. Я знал, что мне нужно помочь семьям. Я по-прежнему был очень огорчен тем, что меня не было с ними во Флориде. Я должен был быть там, как и просил меня Рик. Энди Томас, заместитель начальника Отдела астронавтов, координировал поддержку семей. Даже несмотря на то, что на каждого члена экипажа приходилось по сопровождающему для родных и офицеру, отвечающему за действия в случае непредвиденных событий, была необходима дополнительная помощь. Я подошел к Энди и сказал, что он может мной располагать. Офицером, прикрепленным к Рику, был Стив Линдсей, и Энди попросил меня идти со Стивом и делать все, что тот скажет. По расписанию родственники должны были прилететь с мыса Канаверал в «Эллингтон» в 15:00, и было решено, что мы будем их там встречать.

Я позвонил Кароле. Они с Габби прервали поход и вернулись домой. Я спросил ее, не нужно ли ей чего-нибудь, пока я не исчез на весь остаток дня. Она сказала, что надо сходить за молоком. Жизнь не останавливается даже в такие моменты, так что я отправился в магазин. Это было примерно в час пополудни. Я был как в тумане, шел как зомби. Весь день я ничего не ел. Я взял молоко и какие-то еще продукты, встал в очередь к кассе и тут полностью вырубился. Следующее, что я помню, — это то, что мои покупки уже уложены в пакеты и кассир спрашивает: