Сможет ли он, священник, объяснить этим людям, совсем еще молодым людям, что, крестясь церкви и ставя свечки у алтаря – еще не значит верить в Бога?

Еще не значит искупать грехи!

И что: после службы нельзя идти в магазин покупать водку и напиваться до поросячьего визга. Что нельзя материться и драться в очереди за святой водой на крещение. Что нельзя отбирать пенсию у своей бабушки, чтобы купить себе новые сапоги или джинсы!

Сможет ли он объяснить этим людям в этой обновленной и многострадальной церкви?

Трудно, как будет трудно, это настоящая война, война за правду, война за доброту, война за милосердие!

«Стоп, а разве за милосердие можно воевать? Разве за доброту можно биться? Можно! Интересно, а сколько горя она видела? Сколько трагедий разыгрывались, в этих стенах?»

Отец Андрей вновь рассматривал церковь. Один из рабочих таджиков, там наверху, у самого купола, клал кирпичи и краем глаза косился на священника. Отец Андрей чувствовал, азиат лукаво улыбался. Солнце светило ему в спину и был виден лишь темный силуэт этого человек. Но отец Андрей знал, рабочий улыбается.

В этот момент до руки священника кто-то дотронулся. Отец Андрей вздрогнул, рядом с ним стояла пожилая женщина, певчая из церковного хора. Она виновато улыбалась.

– Извините отец Андрей там к вам пришли…

– Пришли, кто?

– Ну, этот мужчина, я не знаю, как его зовут,… ну он к вам по субботам приезжает…

– А этот,… – отец Андрей понимающе мотнул головой. – Ладно, скажите ему сейчас приду.

Священник напрягся! Стало немного не по себе. И хотя отец Андрей не боялся, но какое-то внутреннее напряжение вновь наползло на сознание. Опять, опять это странный человек, этот мужчина, он опять появился.

Незнакомец приезжал примерно раз в месяц, привозил крупные суммы денег и просил отца Андрея… причастить его. Снять ему грехи, причем непросто снять, а обязательно сначала выслушать его исповедь и поговорить с ним. Порой эта исповедь затягивалась на целый час, а рассказывал странный и загадочный незнакомец очень страшные вещи.

Батюшка неохотно поплелся к старому храму. Конечно, назвать – обычную избу «старых храмом» было трудно, но, тем не менее, пока реставрировалась настоящая церковь, все службы отец Андрей вел в этом помещении. Дом стоял напротив стройки.

Отец Андрей подобрал длинную черную рясу, что бы, не пачкались края и шел медленным шагом к избе-церкви. У крыльца стоял большой черный внедорожник. Дорогой автомобиль был похож на катафалк. Отец Андрей знал, это машина странного и загадочного гостя.

Незнакомец ждал его у алтаря. Маленький самодельный алтарь с несколькими иконами был больше похож на ширму. Возле него стояла позолоченная подставка со свечами. Мужчина в кожаной куртке и темных брюках, закрыв глаза, крестился и что-то шептал. Он не отреагировал, когда отец Андрей подошел к нему совсем близко. Священник тоже перекрестился и молча ждал. Повисла небольшая пауза.

Наконец незнакомец вздрогнул и тихо сказал:

– Спасибо батюшка, что согласились принять. Я у вас много времени на это раз не займу.

– Ну, что ты сын мой, если надо я всегда говорю с людьми. Что привело на это раз?

– Вот, приехал посоветоваться, – мужчина перекрестился и, расстегнув куртку, достал из-за пазухи бумажный сверток. – Вот тут немного денег. Я вижу, вы скоро переезжать в отремонтированный храм будете. Может, вот понадобиться. На свечи и еще на что там?

Отец Андрей взял сверток и покраснел. Ему показалось, он опять совершил грех. Конечно, он взял эти деньги на храм. Но он взял эти деньги от человека, который его настораживал. Отец Андрей боялся, что это «грязные и плохие» деньги. Деньги, заработанные на грехе.

«А в принципе все деньги заработаны на грехе! Люди, миряне, они все грешники! И если так рассуждать, то вообще нельзя с ними общаться, а мне надо и на бензин где деньги брать-то? Поедешь в дальнюю деревню ребенка крестить так и траты, ой какие?! Что вообще не ездить теперь, они ведь ждут тебя. Они ведь хотят к Богу прикоснуться некоторые с чистым сердцем!» – успокоил сам себя священник.

– Вы отец Андрей выслушаете меня? Где мы можем с вами поговорить?

– А пойдем ко мне в светелку. Там нам никто не помешает.

В маленькой комнате было чисто убрано. У небольшого окна стоял стол, и два стула, в углу иконы с образами, у стены напротив небольшой резной буфетик, в нем чашки и фарфоровый чайничек. На столе чистая белая скатерка и маленький пузатый самовар. Его медные бока начищены до блеска. Из кривого краника уныло и ритмично капает вода в подставленное блюдце.

Отец Андрей сел на один из стульев и кивнул рукой на второй. Гость, переминаясь с ноги на ногу, в нерешительности застыл.

– Садитесь, садитесь. Сейчас чая попьем. Я уже распорядился, – радушно сказал отец Андрей.

– Спасибо, я вообще-то приехал сюда не чаи распевать. Дело посерьезней батюшка.

– Всякое дело серьезное, сын мой. Нет таких дел на свете, что бы они несерьезными были. Так уж Господь придумал. И это все люди сами себя внушают, что есть дела несерьезные, мол, на них сильно не надо внимания обращать. Ан, нет, сын мой все серьезно.

– Хм, батюшка, а как же, например, азартные игры? Это что, тоже серьезно? Это же грех! – гость медленно присел на стул, напротив.

– Ты прав, это грех потому и серьезно. К играм серьезно относиться надо, а не как к мимолетному увлечению. Кто несерьезно относится тот и попадается на этот крючок, что сатана расставил. Вот тебе и хороший пример.

– Ловко вы батюшка как из любой ситуации выходите. Вам бы в политику, – ухмыльнулся незнакомец.

– Нет, сын мой. К политике тоже серьезно относиться надо. Политика – это тоже грех. Всякий политик лгун, а ложь она опасней других грехов будет.

– Ну, вы скажите батюшка, уж всякий, уж что, по-вашему, нет честных политиков?

– А ты их знаешь?

Гость задумался. Он покачал головой и тяжело вздохнул, отец Андрей, видя его неуверенность, добавил:

– Нет таких, по сути. Всякий человек приходящий в политику в первую очередь власти хочет. Они, кто в политику идут, изначально на власть рассчитывают, чтобы выше над людьми быть. Что править ими. А это уже грех. Выше людей только Господь наш!

– Как вы мрачно о политиках-то батюшка. Но я не согласен с вами, есть люди и с чистой совестью, и с благими намерениями помочь другим людям.

– Да уж,… благими намерениями… сам знаешь что дальше. Но ладно, давай уж о твоей теме. Что привело сегодня тебя? Опять мучаешься?

– Да батюшка. В сомнениях я весь. В последнее время очень плохо мне на душе. Очень плохо.

– Что случилось? Мы вроде с тобой, когда последний раз расставались, все обговорили и грехи твои хоть и тяжелы были, но замолили. Молился я за тебя, как и обещал. А теперь, что теперь?