И все для чего? Чтобы не платить за комнату! Чтобы лишние двести долларов отправить домой, сыну, матери и больному брату.

И что ее за это – осуждать?»

Вот сволочь жизнь! И за что она так с людьми? Неплохими, кстати, людьми.

Андрей сказал:

– Живи. Комнаты две, места хватит. Я уйду в мамину. И не ломай себя! Ты еще так молода. Все в твоей жизни будет!

Она ревела часа два. Благодарила. За что, господи?

А потом напоследок выдала:

– Готовить я буду. Суп сварю, потушу мясо. И постираю тебе, и поглажу. Не сомневайся. – И тихо добавила: – А если тебе… Ну, ты понимаешь… – и замолчала, потупив глаза. Бледная, как полотно.

– Нет, не понимаю. О чем ты?

Она совсем смутилась и снова до слез расстроилась.

– Об этом. Ну, если тебе… Захочется…

Он помолчал.

– Не захочется. Это не делают по принуждению. Никогда! Если только это не профессия. Запомни. И живи спокойно.

И вправду – стали жить по-соседски. Она убирала, готовила, словом, делала всю домашнюю работу – без энтузиазма и изысков, но честно. Вроде как по договоренности.

Они даже вместе пили по вечерам чай и болтали. Теперь она могла болтать, ничего не придумывать, не изображать и быть такой, как есть, – обычной, рядовой, сметливой, хитроватой и простодушной одновременно.

Какой ее сделали обстоятельства.

Последней каплей стала такая история – любимый (а он, конечно, все еще был любимый, или ей так упрямо казалось) попал в больницу. История обычная, обострение язвенной болезни, которой он, кстати, страдал с юности.

Ну, и классическая схема – лежал, упершись взглядом в потолок, не разговаривал, на вопросы отвечал односложно, капризничал, ныл, готовился к скорым похоронам – ну, словом, как обычно.

Однажды она столкнулась в палате с его матерью. Та, все еще очень красивая и ухоженная женщина, бросила на нее высокомерный взгляд, надменно кивнула и пошла дальше.

Марина смутилась и окликнула ее:

– Светлана Сергеевна! Постойте!

Та обернулась и приподняла высокую и тонкую бровь.

– Я вас слушаю.

Голос как из подземелья Снежной королевы. И сама как Снежная королева – высокая, прямая, статная и… ледяная.

– Может быть, – растерянно лепетала Марина, – ну, помощь какая-нибудь… С врачами там или с лекарствами…

Та недобро усмехнулась.

– Помощь, говорите? Да бросьте, какая от вас, – она поддала голосу, – помощь? Вы же, – она призадумалась, подыскивая нужное слово, – любовница! Ну какие у вас обязанности? Ночь скоротать или… в отпуск. А женщина, знаете ли… если она, конечно, женщина, – это обязанности, милочка. В первую очередь. А не права и свобода! А у вас, как я понимаю, сплошные права и сплошная свобода. И суп протертый вожу ему я. И каши в термосе. И с врачом… тоже я.

Марина задохнулась от обиды и возмущения.

– Да как вы… Как вы можете? Так? Да разве я от чего-то отказывалась? Когда-нибудь? Просто вы, – из глаз брызнули слезы, – просто вы приватизировали своего сына и сделали из него…

– Кого, интересно? – усмехнулась собеседница. – Ну-ну, продолжайте!

– Да тряпку, вот кого! Ни ответить, ни решить ничего не может. Слюнтяй! Только оболочка солидная – сильный такой и внушительный. А я-то знаю, что у него внутри. И сколько это стоит.

– Приценивались? Не мужчина, говорите? – она прищурила глаза и вздохнула: – А вы сама-то, дорогая, – женщина? Семью не построили, дочка на чужих руках. В больницу вот возите соки готовые и яблочное пюре в банках. А взять постирать белье, постричь ногти на ногах. Побрить, наконец…

Марина рассмеялась.

– Постричь ногти? Вы что, серьезно? Он что, лежачий больной?

Светлана Сергеевна посмотрела на нее с таким сожалением, с каким смотрят на умственно неполноценных. А потом развернулась и, махнув рукой, пошла в палату к сыну, бросив напоследок:

– О чем с вами говорить…

В последующие дни она приезжала в больницу с опаской – не дай бог столкнуться с этой мегерой! Спрашивала у сестер на посту:

– Эта – там?

И тут заболел Валерочка – попал с инфарктом в больницу. Увезли прямо с работы. Мама из больницы не выходила – ночевала на банкетке в коридоре. Марина возила в больницу еду – Валерочке и маме. Юлька переехала к ней – негоже оставлять подростка одного в квартире.

С дочерью тоже было непросто – за столько лет они отвыкли друг от друга, что и говорить. Марина старалась быть мягкой, не обращать на Юлькины выпады внимания, но… Получалось неважно – и срывалась, и кричала, и указывала. Юлька в долгу не оставалась – в ответ выкрикивала такие вещи, что Марина надолго оставалась в ступоре. Например: «Что ты мне указываешь? Ты что, знаешь, сколько мне надо делать уроки? И вообще, что ты про меня знаешь?» А однажды совсем договорилась:

– Кто ты мне? Мать? Матери живут с детьми, а ты с кем?

Она отвесила ей жесткую пощечину, и Юлька, накинув курточку, рванула из дома.

Нашла Марина ее уже под утро, почти совсем свихнувшись от тревоги и ужаса. Юлька спала в соседнем подъезде под лестницей – маленькая, замерзшая, голодная. Свернулась комочком и спит.

Ревели обе, но Марина сильнее. Просили друг у друга прощения, клялись в любви, обнимались, целовались и улеглись наконец спать – вместе.

«Девочка моя, маленькая! – думала Марина, глядя на спящую дочь. – Во всем виновата я, и только я. Сволочь и эгоистка. А ведь права эта стерва Светлана Сергеевна. Всю жизнь я жила для себя. И всю жизнь меня волновали только мои проблемы. Только они считались самыми важными и самыми сложными. Ни мать из меня, ни жена. Ни даже дочь – спихнула Юльку матери… и слава богу! Все довольны, и я свободна. Жила своей жизнью – как хотела. Любила, кипела в страстях, считая их – совершенно искренне – самым важным в своей жизни. Никудышная я… А сейчас вот… Что осталось? Даже любви той, божественной и сумасшедшей, не осталось – одни головешки. И никто меня не любит, и никому я не нужна – ну, если во всем разобраться… У мамы – Юлька и Валерочка. У Юльки – Валерочка и мама. У Светловецкого… Язва желудка и тоже мама. На первом месте. А на каком я? И вообще – где оно, мое место? Вот в этой самой жизни, например…»

Хороший вопрос!

Сменила совсем замученную маму, отпустив ее на два дня домой – осталась в больнице у Валерочки. Юлька с нескрываемой радостью отправилась к бабушке.

– На каникулы, – пошутила мама.

А спустя пару дней Марина поехала в больницу к Светловецкому.

На его месте лежал другой мужчина. Она пошла на сестринский пост.