– Родри! Где ты? – послышался голос Калондериэля, явно подвыпившего; перекрывая музыку, он донесся издалека. – Эй, арфисты! Не видали, куда делся Родри?

Женщина вскинула голову и завыла, будто волчица, а потом исчезла – мгновенно и внезапно, как исчезают духи, даже пыль не поднялась и пламя факелов не дрогнуло. Судя по звукам, Калондериэль приближался, слышно было, как он сыплет проклятиями. Родри повернулся ему навстречу.

– А вот и ты! – Калондериэль смеялся, но видно было, что он несколько испуган. – Черным солнцем клянусь, я допился до того, что чуть не ослеп! Думал, ты где-то далеко, а ты так близко, что я чуть не споткнулся о тебя! Нельзя пить так много, вот что я тебе скажу!

– Я еще не видал такого, чтобы ты пропустил возможность распробовать каждый бурдюк с медом, верно, – еле выговорил Родри, борясь с подступающей тошнотой и дрожью. – Слушай, ты видел ту женщину, что была здесь только что?

– Женщину? Нет, никакой женщины не видел. Я ведь и тебя-то не разглядел толком. А кто она?

– Та самая, которую мы видели днем, когда беседовали с королем и его сыном. Помнишь, малыш Фарен назвал ее чудной?

– А, вот ты про что, – Калондериэль громко икнул. – Надеюсь, я не помешал вашим… эээ, забавам?

– Ничуть, друг мой, ничуть. А вот Фарен, по-моему, одарен духовным зрением или чем-то в таком роде. Нужно будет показать мальчишку Адерину в следующий раз, когда встретимся со стариком.

– Я думал, что наш мудрец уже здесь. Ну, может еще прибудет. Слушай, а почему ты говоришь по-дэверрийски?

– Что? Ах, да… Прости, – он легко перешел на эльфийскую речь, давно ставшую привычной. – Та женщина говорила так.

– Какая женщина?

– Та, которую ты не заметил. Не беспокойся об этом. Давай лучше вернемся в лагерь, хорошо?

Укладываясь спать в ту ночь, Родри порадовался, что делит шатер с другим воином. Он чувствовал, что ему опасно оставаться в одиночестве.

Незадолго до рассвета шквал воплей и проклятий разбудил лагерь: шум подняли пастухи, приставленные смотреть за лошадьми. Натянув штаны и сапоги, Родри выскочил из шатра, на бегу натягивая рубаху; в прохладном предрассветном мраке видно было, что дружинники со всех сторон несутся на восточный край лагеря, где оставили пастись лошадей. Из обрывков оброненных бегущими фраз Родри понял, что некое нападение всполошило табун.

К тому моменту, когда они добежали до пастбища, конные пастухи уже вернули на место большинство сбежавших. Родри отыскал знакомую лошадь, взнуздал, вскочил на нее, не седлая, и помчался на поиски всех остальных.

Хотя он и не обладал в полной мере умением Старшего народа видеть в темноте, а все же видел ночью лучше многих людей и вполне мог высмотреть лошадь в лунном свете. Отыскав четырех кобыл с жеребятами-однолетками, он пригнал их на место сбора, когда серый полусвет уже обозначил приближение поздней осенней зари. Сдав добычу трем женщинам, которые собирали и пересчитывали табун, подзывая лошадей и называя их клички, Родри отыскал Калондериэля – тот наблюдал за происходящим, сидя на своем золотисто-рыжем жеребце.

– Что здесь произошло?

– Будь я неладен, если знаю, – Калондериэль выразительно пожал плечами. – Один из парней сказал мне, что табун просто-напросто взбесился в одночасье: заржали, забили копытами, как будто кого-то отгоняли. Пастух же разглядел только какие-то движущиеся тени, напоминавшие собак, но и те тут же пропали. Наверно, этот кто-то из Вольного народца выкинул очередную дикую шуточку. Чтоб им пусто было, этим шалунам! Они знают, что мы им ничего сделать не можем, так почему бы не позабавиться, глядя, как мы тут носимся за лошадками и глотки надсаживаем!

Родри не нашел что возразить, тем более, что никакого серьезного ущерба происшествие не причинило. Когда встало солнце, табуны пересчитали заново, и выяснилось, что недостает всего трех лошадей, притом следы, ими оставленные, были отчетливо различимы. Они разбежались в три разные стороны. Родри позавтракал, а потом отправился на поиски одной из беглянок.

След завел его далеко. Только около полудня он обнаружил заблудшего красавца, породистого гнедого мерина с черной гривой и хвостом. Тот мирно пощипывал травку на берегу неширокой речки. Еле слышно прищелкивая языком, держа на вытянутой руке торбу с овсом, Родри стал по дуге подбираться к нему, рассчитывая подойти спереди. Мерин скосил на него недоверчивый глаз, но, заметив торбу, рысцой побежал навстречу и немедленно сунул нос внутрь, занявшись лакомством и не препятствуя Родри привязать длинный повод к своей уздечке.

– Столь великая покладистость с твоей стороны весьма радует, приятель. Ну, теперь подожди еще чуток, пока я тоже перекушу, и – домой!

Родри расседлал свою лошадь, дал ей покататься по траве, а затем отпустил пастись на привязи. Достав из седельной сумы лепешку и сыр, он улегся на травке над водой, любуясь медлительным течением. Расправившись с едой, посмотрел вверх по течению и тут же вскочил, выругавшись: примерно в четверти мили от него виднелась поросль кустарника – ничем не примечательная, если не считать того, что, подъезжая сюда, Родри ничего подобного не видел. Он перебрал в памяти приметы пути, но все сходилось: не было здесь прежде никаких кустов, а только очень ровный, пологий спуск, тянущийся до самого горизонта. Обман зрения? Ошибка? Поколебавшись еще немного, Родри дал волю любопытству и решился подойти поближе.

При ближайшем рассмотрении кусты оказались наиобычнейшим орешником, густым переплетом стволов, ветвей и молодых побегов; но под ним кто-то сидел на совершенно здесь неуместном дубовом пне, а еще Родри заметил, что орешник не колышется, хотя ветер дует не слабо. И солнце пригревало щедро, но кровь в жилах у Родри заледенела. Он замер, положив руку на серебряную рукоять кинжала, и вгляделся в тень под ветвями. Фигура, прильнувшая к дубовому пню, шевельнулась, и навстречу Родри, ковыляя, опираясь на клюку, двинулась древняя старуха, согбенная, закутанная в бурые лохмотья; седые пряди выбивались из-под черного платка. Остановившись в нескольких шагах, она взглянула на Родри слезящимися глазами.

– Доброго утречка, серебряный кинжал, – сказала она по-дэверрийски. – Далеко же тебя занесло от земли людей!

– Да и тебя тоже, добрая женщина.

– Я ищу свою дочь. Ее похитили, понимаешь? Искала я, искала, но нигде не нашла ее в родной стороне. Ее украли, увезли, мое дитя, мою единственную дочурку, а теперь хотят похоронить заживо. О, они готовят ей погребальные пелены, и как только закончат, так и погребут ее, живую…

– О чем это ты? Кто совершил такое?

Она лишь взглянула на него со слабой улыбкой, слишком точно рассчитанной, чтобы назвать ее безумной. Ветер взметнул ее космы, но масса кустарника за ее спиной не шелохнулась. Сердце Родри бешено билось. Он начал потихоньку отступать.

– Куда же ты, серебряный кинжал? – голос старухи стал мягким и манящим. – Я хочу дать тебе поручение!