Ручей тонкой струйкой сочился из-под груды камней и впадал в небольшую заводь чуть ниже по склону.

Взошла яркая луна. Пухлые тучи, нависшие над холмами, поросшими соснами, придавали всей картине мрачную торжественность. Потом серая хмарь наплыла на луну и размыла синий свет.

Напившись вволю, Сергий вернулся к своим спутникам.

Блики огня плясали на влажных лошадиных боках, отражались от блестящих кожаных седел.

— Подождем до рассвета? — спросил Лобанов. — Или двинем потихоньку?

— Двинем! — решительно заявил Верзон. — Если бы мы одну корову искали. А тут их полторы тыщи! По такому-то следу можно и в темноте выйти.

В лощине было холодно и сыро, но горячее вино согрело озябший организм.

— Скоро снег выпадет… — проговорил Верзон. Искры вспыхивали и гасли в тени еловых лап. Хвоя шелестела под порывами ветра.

Сергий допил подогретое вино и сказал:

— Двигаем!

Тит Флавий и Верзон поднялись одновременно. Преторианцы собрались в дорогу мигом позже, Эдик старательно собрал угольев в маленький «походный» горшочек и запечатал его деревянной пробкой.

— Борьба за огонь! — сказал он весомо.

Вновь вышла луна, в ее холодном сиянии «охотники» двинулись на север, иной дороги стаду не было: левее возьмешь — упрешься в холмы, свернешь вправо — а там густой лес.

Часа не прошло, а «охотники» уже выходили к огромному оврагу, устьем своим развернутому к Тизии. Овраг уходил в холмы, сужаясь, пока не превращался в промоину.

Вдали и внизу Сергий разглядел мерцание походных костров. Рядом с огнем виднелись темные фигуры скотокрадов, их гортанные выкрики возносились вверх и блукали среди черных деревьев. Коровы паслись по всему оврагу, разбредясь по обеим берегам бурливого ручья.

— Верзон, — тихо сказал Сергий, — тихо спускайтесь вниз, к устью оврага, и схоронитесь около их лагеря.

— А ты?

— Если вдруг стадо запаникует.

— О! — просиял Верзон, моментально поняв план Лобанова. — Действуй!

— Эдик, Гефестай, вы со мной! Угольки не сгорели?

— Всё при мне, босс, — солидно сказал Эдик.

— Пошли!

Направив коней в ложбину, Роксолан начал спуск. Овраг покрывала трава, высохшая на корню. Коровы шарахались, но тут Чанба тихонько завел свою песню, и животные подуспокоились.

— Рвите траву, — командовал Сергий, — скручивайте ее в жгуты и наматывайте коровам на рога!

— Я понял! — обрадовался Гефестай.

— Рад за тебя! — шепотом сказал Эдик. Навертев траву на рога бедным животинам, Сергий придал коню резвости и начал отгонять стадо к выходу из оврага. Действовал он не торопясь, но сноровисто, да и холодный ветер был ему в помощь. Повернувшись хвостами к ветру, коровы медленной трусцой двигались вниз по узкой долине. Когда до костра оставалось не более сотни шагов, Сергий тихонько свистнул Эдику.

В темноте зашуршало, заблистал огонечек, и вот вспыхнула трава на рогах.

Разновозрастной скот пуглив, готов удариться в бегство из-за резкого звука, неожиданного движения, от вспышки молнии или даже от звона посуды. Любая корова, чудилось, наделена была удивительно развитой фантазией и в каждой тени видела привидение или волка. А уж огонь над головою…

Достав меч, Сергий стал колоть коров, издал дикий вопль и, пришпорив коня, бросился в самый центр стада. Испуганные животные кинулись к лагерю скотокрадов. Эдик приободрил их пронзительным завыванием. Огонь на рогах привел быков в ужас. Отчаянно мыча, стадо понеслось, паника расходилась волнами, захватывая всё новые и новые сотни животных. Зловеще бряцали при столкновениях рога, от топота копыт содрогалась земля. Истошное мычание, дикий рев и грязь, грязь фонтаном!

У костра раздались испуганные крики, но буквально в следующую секунду ополоумевший от ужаса скот, круша все на своем пути, пронесся там, где только что горел огонь.

Не успокаиваясь, стадо ринулось из оврага в неширокую долину. Неслышно защелкали луки, добивая тех из скотокрадов, кому посчастливилось избежать рогов и копыт.

— За мной! — крикнул Лобанов и поспешил за стадом.

На месте лагеря он застал полдесятка трупов, втоптанных в сырую землю. Еще столько же лежало на склоне, проткнутые стрелами. Из леса выехал Верзон.

— Пятеро или чуть больше сбежали! — доложил он возбужденно.

— К воронам их, — махнул рукой Сергий. — Догоняем стадо!

— Только давайте не кричать, пусть рогатые успокоятся!

Стадо пробежало примерно милю и перешло на шаг — трава на рогах догорела, вопли смолкли. Бояться стало нечего. До самого утра погонщики собирали отбившихся животных, а на заре двинулись дальше, вверх по течению Тизии.

Гай Антоний Скавр еще никогда так далеко не уходил от благ цивилизации. За спиной остались дикие темные леса, ограничивавшие горизонт всего несколькими шагами полудороги-полутропы, раскинулась степь — края не видно, и легат будто превратился в исчезающе малую величину, зверюшку вроде суслика, затерянную на необозримых просторах Дикого Поля.

Все, что было его жизнью: неторопливые беседы с философами, разгульные оргии, чинные посиделки в комициях, шум и гам большого города, — все это давно отхлынуло, пропало вдали, почти напрочь забылось. Осталось то, что есть. Скрип тележных колес. Фырканье лошадей. Ленивая перебранка Публия и пленного наместника. И еще огромное небо, опрокинутое сверху котлом, полным серой хмари и пронзительно ясных клочков вышней сини.

И полный покой. Это было странно, но Гай не задумывался даже, отчего тревоги покинули его. Он более не опасался, что возмездие закона настигнет его и похищение презида зачтется страшной карой. Все это пустяки, ветерок, как говорят эллины.

Да, из степи исходила угроза, прямая и явная. В любой момент из неприметной балки могли показаться конники и осыпать их стрелами. Ну и что? Боги охранят их. И дарованная Публию стрела, обмотанная зелеными лоскутьями, поможет. А все остальное — судьба.

— Кто-то едет, — подал голос эксептор.

Гай встрепенулся и поглядел вперед. Там, над полегшей травою, вырисовывались силуэты троих всадников. Они быстро приближались.

— Это язиги? — поинтересовался Гай.

— Больше некому, — пожал плечами Публий. — Где стрела?

Неторопливо подняв над собою пруток, обтянутый зеленым, эксептор помахал им. Подъехавшие всадники закружились вокруг повозки, щеря рты и гортанно переговариваясь. Трое язигов (Гай Антоний видел их впервые в жизни) щеголяли в выцветшей одежде того же бурого оттенка, что и земля, — головы обмотаны лоскутами красной тряпки, на ногах, кривых то ли от рождения, то ли от долгого сидения в седлах, — мягкие заплатанные сапоги без каблуков. Чуть раскосые глаза смотрели с прищуром, не мигая. Скуластые лица покрыты темным загаром, кожа потрескалась от ветра. В правых руках язиги держали клювастые топорики-чеканы, приспособленные для метания, в левых стискивали поводья. Широкие ножи с костяными рукоятями были заткнуты за длинные сыромятные ремни, несколько раз обмотанные вокруг поясов.