– Сейчас я живу в Ла-Дефанс, в отеле «Хилтон». Вы там наверняка не жили и даже туда не заскакивали.

Я улыбнулась.

– Это временное решение. Фирма оплачивает мое проживание. Они охотно это делают, зная, что на работе я засиживаюсь допоздна, а приходить должен вовремя. Так что они действуют отнюдь не из милосердия. В отпуск я возьму детей и поеду к моим родителям в Бретань, а летом подыщу себе квартиру недалеко от квартиры жены.

Я тяжело вздохнула:

– С осени меня здесь уже не будет.

– Вы смените работу? – серьезно спросил он.

– Да, но большего сказать не могу.

– Это имеет отношение к «Ареве» или я ошибаюсь? У вас с ними договор? Вы же не менеджер по продажам, не так ли? Понятно, что такая компания, как «Арева», занимается тайными делами. Теперь вот еще похищение сотрудника «Аревы» в Нигерии… Ой, ой! Вы осторожны? Вам не придется далеко уезжать?

Я покачала головой. Теперь я чувствовала себя значительно лучше. Он приблизился к истине. Я работала по секретному договору с «Аревой». Я не была менеджером по продажам, и я собралась менять работу. Меня смущало только одно обстоятельство – его сочувствие и тревога за меня.

Консьержка бросилась за мной, но потом замедлила шаг, поняв, что успеет перехватить меня, прежде чем я войду в лифт.

– Добрый вечер, мадам.

– Добрый вечер.

– Я хотела вам сказать, потому что на днях мы уже говорили об этом… Так вот, месье Канива умер. Я хотела, чтобы вы об этом знали.

– Я и сама уже догадалась. У него в квартире теперь всегда черные окна – и днем и ночью.

– Черные – это самое подходящее слово. Вы знали, что у него была кошка?

– Нет, – солгала я. У меня не было ни сил, ни желания рассказывать о том, какие чувства я испытала, когда увидела эту несчастную кошку.

– Так вот, у него была кошка, и поэтому я пошла в его квартиру, чтобы, как всегда, покормить животное. И знаете, что я обнаружила на двери?

Я покачала головой.

– Букет цветов!

Меня удивило возмущение консьержки.

– Нет, вы представляете? Кто бы мог сделать такое? Это же ужасно!

Я ничего не поняла, но мне очень хотелось узнать, что ужасного нашла в этом консьержка.

– И что здесь страшного?

Она удивленно посмотрела на меня, видимо думая, что я решила подшутить над ней.

– Кому пришла в голову мысль что-то праздновать, делать горохового шута из умершего человека! Это то же самое, что осквернить могилу!

Она заплакала. Я поставила на пол два пакета и обняла ее, ощутив ее маленькое, сотрясавшееся от рыданий тело.

– Но, мадам, кто сказал, что из него сделали шута. Может быть, кто-то хотел воздать ему почести?

Мысленно я отметила, что выражаюсь как месье Каро. Консьержка посмотрела на меня расширенными глазами.

– Это был пестрый, яркий букет, перевязанный красной лентой. Такой букет подошел бы для свадьбы, но отнюдь не для похорон!

Последние слова она громко выкрикнула. Я ни за что не могла бы подумать, что символический прощальный дар можно расценить как осквернение могил. Я была уверена, что и сам месье Канива так бы его не расценил. Но мои возложения цветов на могилы неверно толковали уже не первый раз.

* * *

Вид купюр в банке из-под оливок пробуждает в душе Мансебо неприятные чувства. Это происходит с ним впервые, но теперь, когда у него есть сомнения в подлинности денежных знаков, он начинает обращаться с ними с большей осторожностью, как с бомбой, в которую вставлен тикающий часовой механизм. Магазин уже открыт, лотки с зеленью и фруктами вынесены, консервы распакованы и расставлены по полкам.

Мансебо решил привести все в порядок, прежде чем считать деньги. Он уже сделал это три раза, и каждый раз испытывал разные чувства. У него, правда, нет слов для их обозначения. Получив вознаграждение в первый раз, он не испытывал никаких угрызений совести. Он получил деньги, собственно, не за работу, а за сидение перед магазином. Но теперь, пережив налет каких-то психов, побывав в больнице с нервным срывом, испытывает совершенно иные чувства. Наверное, надо потребовать повышения оплаты.

И в то же время он уже не мыслит себе жизни без этого задания. Мансебо помнит, что испытывал похожие чувства после рождения Надии. Тогда он не мог себе представить, как жил без детей, и ни за что на свете не согласился бы тогда вернуться в те времена. Пусть дети доставляют столько хлопот. Однако задание это когда-нибудь кончится, и Мансебо твердо это знает. Рано или поздно любовница обнаружится, а если ее нет, то мадам Кэт и в этом случае получит то, что она хотела, и на этом все прекратится. И то и другое одинаково не нравятся Мансебо. Но он знает и другое: когда закончится это задание, непременно появится что-то новое.

Мансебо прячет деньги под кассовым аппаратом, а банку из-под оливок ставит рядом с биноклем. Обе эти вещи кажутся ему исполненными особого смысла. Он берет в руку записную книжку и в первый раз замечает, что на красном фоне обложки выделяется большой дракон. Он бросает взгляд на другие книжки и вдруг замечает, что все они разные. На одной – маленький кролик, на другой – собака, на третьей – обезьяна.

Несмотря на то что Мансебо не относит себя к людям, которые охотно вникают в детали, он все же доволен, что для своих записей выбрал книжку с драконом. Он проставляет в книжке дату и прячет ее под кассой. Все утро он то и дело бросает взгляд на дом напротив.

Тарик, кажется, забыл свою обиду в связи с телефонной историей, как и обо всех прочих историях такого рода. Во всяком случае, он, как обычно, весел, когда спускается в магазин. Лицо его прямо-таки излучает прекрасное настроение.

– Ты слышал, что ночью молния сбила стрелку с церковных часов? – спрашивает он и бросается помогать Мансебо, который собирается поднять на полку коробку с винными бутылками.

– Да, Франсуа рассказывал. Никого не задело?

– Нет, что ты. Стрелка пролетела до Порт-де-Клиши и упала во дворе. Хорошо, что там никого не было, иначе человека насадило бы на нее, как мясо на шампур.

– Откуда ты все это знаешь?

– Что ты хочешь этим сказать?

Голос Тарика резко меняется.

– Ты успеваешь читать газеты по утрам?

Тарик ставит на пол коробку с вином.

– Есть и другие источники информации.

– Ты по утрам смотришь телевизор?

– Да что с тобой? – Тарик делает попытку рассмеяться. – Я что, теперь твой сын? Я читал об этом в Интернете. Ты знаешь, что есть такое явление, как Интернет, брат? Если нет, то узнай, и перестань этому противиться. Это все равно, что отвергать телефон, хотя он революционизировал связь и сообщение между людьми. Нельзя остановить прогресс. Не понимаю, как Амир стал просвещенным человеком с таким отцом, как ты.