иначе меня накрывает ненормальным волнением.

Гудки, гудки, гудки, Маша не отвечает. И мне всё это не нравится.

— Ясно, — треплю сына по волосам, выхожу из кухни, набирая Машу еще и еще.

Тишина.

Курю на крыльце дома, уже, наверное, пятую сигарету, пытаясь дышать ровно.

Ничего страшного не произошло, я определенно загоняюсь. Но по заднице эта лиса выхватит. Нервы – мои, а задница пострадает ее. Такие вот у меня загоны, и ей придется с ними мириться. Это не тотальный контроль. Это моя психологическая травма. Я слишком западаю и врастаю в женщин. Они становятся значимой частью меня, и все их проблемы тоже глубоко мои.

Не могу стоять на месте, пробиваю через парней Машину локацию. Правда, возле женской клиники. Срываюсь к машине, сажусь за руль, еду туда. Ближе к месту назначения Маша перезванивает.

— Да! — на нервах отвечаю слишком резко. — Всё хорошо?

— Да, — отвечает неуверенно. Совсем неуверенно, голос поникший. — Ты звонил?

— Раз десять, Маша. У тебя не нашлось минуты ответить? — предъявляю.

— Телефон был на беззвучном, — виновато сообщает она.

— Ты почему не предупредила меня о визите к врачу?

Я уже у клиники, ищу место для парковки.

— Я хотела после... — мямлит, не зная, что ответить, чем накручивает меня еще больше.

Лена тоже в начале скрывала от меня болезнь. Послеродовые проблемы, женские дела и всё такое. И меня снова накрывает дежавю и топит в нем. Сердце глухо колотится, в висках пульсирует.

— Ты дома? Я сейчас приеду, — сообщает мне Мария. Всегда звонкая и задорная Маша, сейчас поникшая и расстроенная. Тихая, почти шепчет.

Паркуюсь и вижу ее с телефоном на крыльце клиники. Холодно, идёт снег, пальто не застегнуто, без перчаток.

— Иди на парковку, я здесь, — сигналю, показывая направление, сбрасываю звонок. Откидываюсь на спинку сиденья, наблюдая, как она идет к машине, и пытаюсь дышать ровно.

Маша садится на переднее рядом со мной. Молчит, кутаясь в пальто, хотя в салоне тепло. Обычно сразу болтает без умолку, лезет целоваться, ластится, а сейчас – как неживая, растерянная. И мне ни хрена это не нравится. Даже не спрашивает, как я ее нашел.

— Поехали, — просит она.

— Маш, всё хорошо? — сдержанно спрашиваю я. — Ты заболела?

— Нет, — снова неубедительно.

— Что тогда ты делала в клинике? — не могу скрыть свою панику, голос срывается.

— Я забирала результаты анализов и консультировалась с врачом. Почему ты злишься?

— Может, потому что ты ничего мне не сообщила о своих планах? Это был плановый осмотр?

— Нет... — выдыхает, отворачиваясь к окну. И меня взрывает. Молча выхожу из машины, громко хлопая дверью. Иду в клинику выяснять сам, что происходит. — Роберт! — Мария выскакивает за мной. — Ты куда? Остановись! Пожалуйста!

Ее надрывное «пожалуйста» вынуждает меня остановиться. Разворачиваюсь к ней.

— Или ты сейчас мне всё объясняешь, или я иду выяснять сам.

— Вот этого я и боялась! — тоже повышает голос.

— Чего этого?

— Твоей реакции.

— Реакции на что? Ты больна?

— Нет. Я не больна. Выкинь эту мысль, с моим здоровьем всё хорошо.

— И? Продолжай... — взмахиваю рукой.

Маша подходит ко мне вплотную, обнимает, обвивая руками мой торс, и опускает голову мне на плечо.

Остываю. Этот ее жест и уязвимость обезоруживают. Выдыхаю, прижимая ее к себе сильнее.

— Машенька, что происходит? — шепчу ей. — Чего ты боялась?

— Я беременна, — тихо, почти шёпотом сообщает она мне и замирает. А я вместе с ней.

Любой другой мужчина должен быть счастлив от этой новости. Мужчина, который планирует с женщиной будущее, который хочет сделать предложение. А меня окатывает холодным потом. Словно ее беременность равнозначна смертельному приговору. Дыхание спирает.

— Сядь в машину, холодно, — отстраняю ее от себя, открываю для нее заднюю дверь, сажаю, закрываю дверь. Сам вынимаю сигареты, облокачиваюсь на капот машины, курю. Руки подрагивают.

Беременна…

Нет, я хотел бы ещё сына или дочь. Я хотел бы, чтобы Маша мне родила. Большую семью. Всё это не вызывает отторжения. Но беременность, роды и последствия меня пугают до холодного пота.

Как, мать ее, я должен сейчас на это правильно реагировать?

Мы ведь обсуждали с ней эту тему. Точнее, Маша намекала…

И ее реакция правильная, логичная. Она всё понимает. Я рассказывал о Елене, о болезни, которую спровоцировали роды, и о своих страхах. Поселив эти страхи в Маше.

Вышвыриваю окурок, сажусь к ней на заднее сиденье. Маша хмурится, вот-вот заплачет.

— Маш, а как так вышло, что ты беременна? Ты же пьешь таблетки? Или нет? — с подозрением интересуюсь я. Это во мне говорят нервы и страхи. Это не я…

— Пью! Точнее… — глубоко втягивает воздух. — Да, я виновата! Я безответственная! Я часто забывала их выпить… И случилось то, что случилось.

— Забывала… — тоже втягиваю воздух.

Тру лицо, пытаясь справиться с панической атакой. Меня трясет. Такой вот спецэффект из прошлого.

— Я вижу, что ты не рад. И всё понимаю. Ты не любишь меня, как я тебя… Но! Аборт я делать не буду! Ни за что! — почти кричит она мне. И это как удар под дых. Отрезвляет.

Я уже говорил, что Мария психолог от бога?

— Какой на хрен аборт?! Как ты вообще посмела подумать, что я тебя на него отправлю? — разворачиваюсь к ней, хватая за плечи.

— А что я должна подумать, глядя на твое перекошенное лицо? — пытается вырваться, но я не отпускаю, прижимая ее к себе, срываю с Маши шапку и зарываюсь в ее волосы.

— Прости, реакция неправильная.