– Клиника была общественным местом, и мы нашли тысячи генетических следов, но опознали только твои, – сказала она, глядя на Данте.

– Неужели там нет даже ДНК Меласов? – спросила Коломба.

– Нет. То же касается отпечатков и посторонних микрочастиц. Они были очень осторожны.

– Это ты анализировала образец ДНК моего брата? – спросил Данте.

– Да, но он тебе не брат, – сказала Бартоне.

– Не обращай внимания, – сказала Коломба. – Он зациклился на этой истории.

– Я не зациклился… Это ты собирала образцы в дормитории ОБТ?

– Я и мои люди, а что?

– Данте уверен, что Лео оставил образцы специально, чтобы их нашли, – объяснила Коломба.

Барт раздумывала над ее словами, пока ела тирамису, – она была единственной, кто заказал десерт.

– Если не берешь образцы у человека лично, определенной доли риска не избежать.

– Барт, не потакай ему… – сказала Коломба.

– Значит, в клинике действительно могла быть ДНК моего брата.

– Я бы это заметила. Мы используем твой образец для сравнения. Конечно, если Лео не твой единокровный брат, мы бы не смогли определить, что ДНК принадлежит ему.

К ним подошла официантка:

– Кто-нибудь хочет кофе?

Данте улыбнулся:

– Все хотят, но не здесь. Мне наконец доставили набор для выживания.

14

Набор для выживания Данте состоял из двадцати коробок с одеждой, пакетиками зернового кофе, лекарствами, купленными в Глубокой сети, двумя ноутбуками, стационарным компьютером, айпадом, разнообразными зарядниками, тремя «киндлами», шестидесятидюймовым OLED-телевизором, радиоприемником «Pure», кольцевым очистителем воздуха «Dyson» и, конечно, профессиональной кофемашиной, с которой Данте сдувал пылинки, как астронавт со своего космического корабля. Он тайком раскрошил и вдохнул пару таблеток из набора, и зрачки его снова расширились. Делая вид, будто ничего не замечают, Барт и Коломба дожидались, пока он перемелет в деревянной мельнице неровные темные зерна. Какое-то время он с грохотом отбойного молотка крутил ручку, а затем высыпал получившийся порошок в фильтры кофемашины.

– Воздержанию наконец-то приходит конец. Отметим чашечкой «Misha’s Mundi». Это перуанский кофе – возможно, самый редкий в мире. Я хотел тебя им угостить еще до Венеции, но он лежал в вакуумной упаковке и прекрасно сохранился. Помимо прочего, вы сможете насладиться привкусом тропических фруктов, сена и бренди.

– Его тоже получают из испражнений каких-нибудь животных? – с подозрением спросила Коломба.

– Мм… Да.

– Боже…

– Я же не виноват, что пищеварительные ферменты творят с зернами чудеса. Этот кофе перереботан носухами – это такие животные вроде енотов. Могу тебя заверить, что с ними прекрасно обращались.

– Им достаточно было покакать, а нам придется это пить, – проговорила Барт, лежа на кровати Данте. В клинике она постоянно работала допоздна и совершенно вымоталась.

– Зерна вымываются из экскрементов и поджариваются при температуре двести тридцать градусов. А экскременты есть во всем, что мы едим, например в бесплатных орешках, которые стоят на барных стойках. Половина из них содержит следы фекалий, оставленные персоналом.

– Это правда, – подтвердила Барт.

– Меня сейчас вырвет, – сказала Коломба.

Данте понюхал фильтр, прежде чем его привинтить:

– КоКа, а с каких пор ты не пьешь кофе? Ни разу не видел тебя с чашкой кофе с тех пор, как ты меня разморозила.

– Вот примерно с тех пор я и не пью, – сказала Коломба, глядя ему в глаза.

На несколько секунд Данте застыл в неподвижности, а потом, не желая выдавать волнения, отвернулся к кофемашине.

Поставив под краники пять фарфоровых чашек, он включил машину, и комнату сразу наполнил сладкий аромат кофе. Коломба взяла свою чашку дрожащими руками, а у Барт заблестели глаза. Альберти забрал чашки для себя и своего сослуживца, пряча бутылку граппы, которую намеревался в них подлить. Данте осушил кофе почти залпом, после чего без единого слова подряд выпил еще две чашки. За это время Коломба как раз успела допить свой – он показался ей безвкусным, но она предпочла об этом промолчать – и налила себе еще, хотя кофеин сразу же вызвал у нее тахикардию.

– Ты и правда вернулся. До сих пор не верится, – сказала она.

– А может, все это сон, и ты сейчас умираешь от потери крови во Дворце спорта, – сказал Данте.

– Даже не шути так.

Барт попросила добавки.

– В этом и проблема с нашим мозгом. Он обрабатывает всю информацию, поступающую от органов чувств, но иногда создает ее из ничего, и заметить разницу невозможно.

– Заканчивайте, вы двое, – проворчала Коломба. – Меня и так уже мучают кошмары.

– Она ненавидит науку. – Данте заговорщицки улыбнулся Барт.

– Типичная твердолобая ищейка.

– Если хотите, могу оставить вас наедине, – язвительно сказала Коломба.

Барт потянула ее к себе на кровать и обняла:

– Перестань, дурочка.

Данте сварил еще чашку кофе.

– Кстати, о науке. Я хотел обсудить с Барт свою гипотезу насчет Мартины. Девушки, должен вам кое в чем признаться: я сегодня созванивался с Лупо.

– Кто такой Лупо? – спросила Барт.

– Один карабинер, – бросила Коломба. – Зачем ты это сделал?

– Потому что обещал держать его в курсе и хотел узнать, не согласится ли он нам помочь.

– Он нам не нужен, – сказала Коломба.

– Не факт… Я подумал, что раз уж доктор Бартоне в наших краях, она могла бы помочь нам подтвердить мою гипотезу.

– Данте считает, что Мартину вырубили уколом инсулина, – объяснила Коломба.

– И как я могу подтвердить это без аутопсии? – растерялась Барт. – Где тело?

– По-прежнему в морге в Пезаро, где оно и останется, пока дело не закроют, – сказала Коломба.

Данте виновато улыбнулся:

– Не совсем.

15

В два часа ночи во дворе больницы припарковался фургон-рефрижератор, и два санитара в карабинерских сапогах вытащили из кузова каталку с привязанной к ней Мартиной – это были Лупо и Бруно. Тело девушки было до подбородка закрыто простыней, а лицо ее скрывала маска.

Мартину вкатили в отделение радиологии и положили на стол для компьютерной томографии, где она ездила туда-обратно в течение часа, подвергаясь облучению, которое уложило бы и слона. За пультом управления стояла Барт, которая, вопреки навалившейся на нее сонливости, ничуть не утратила своей обычной обстоятельности.