Джон Гордон вконец растерял последние крохи самоуверенности. Теперь он вовсе не был похож на супермена. Что она такое говорит?! Ужас! Террибл!

– Вижу, вы поняли. Алисе было еще хуже, чем зебре! Потому что она вас, хищника эдакого, любит!

Старк нахмурился, отвел взгляд и пробормотал:

– Хорошо… Я согласен.

– Уф-ф… Очень хорошо. Если решитесь на этот эксперимент, то сравняетесь с Алисой в счете. Вам намного легче будет вернуть ее, она обязательно оценит ваше самопожертвование. Это раз. И потом, вы поймете свою жену намного лучше. Это два. Ну и последнее: вы сможете вернуться с ней в Лондон. Гарантирую. Это три.

– Хорошо, – повторил визитер.

Он подвез доктора домой на шикарном красном «феррари». Вере показалось, будто машина не касалась колесами земли. Обычная получасовая дорога заняла всего десять минут. Она едва успела рассказать, что требуется от нанятых Джоном наблюдателей из лондонского сыскного агентства.

* * *

На следующий день Лученко встретилась с «дядей Славой» не у него дома, а в «Кофеуме». Место он предложил сам – бывал здесь с деловыми партнерами и знакомыми. Вера согласилась.

Одна из прелестей жизни состоит в тех городских традициях, которые напоминают ритуалы. А чем не ритуал – приходить несколько раз в неделю в одни и те же места? Туда, где приятный интерьер, где качество кофе и вежливость официантов сливаются в естественную потребность человека: уютно и с удовольствием полакомиться чем-то вкусным и поговорить с собеседником. Независимо от взглядов на жизнь, независимо от времени года и температуры – и жарким летним днем, и промозглым зимним вечером – горожанин готов боготворить чашечку кофе. Ведь в ней не только благоухающий напиток, но и свободное непринужденное общение.

Вера осмотрелась. Верхний зал «Кофеума» окнами выходил на крутую старую киевскую улицу – Костельную, нижний – на Майдан Независимости. Со стен смотрели неплохие живописные полотна, по углам притаились старые, позапрошлого века буфеты. За занавеской на подиуме антикварный рояль ожидал, видимо, концертной программы. Официантка подала посетителям меню с неожиданным названием «Книга о кофе». Там были отдельные главы, и Вера с интересом прочла несколько. Соблазнительно звучит! «Зерна от бленда Эссе до “Ямайка Голубая Гора”, о кофейной роскоши, о согревании душ пуншами и об охлаждении чувств коктейлями…» Главы сигарно-коньячные женщина просматривать не стала.

Голембо, как завсегдатай кофейни, предложил устроиться возле рояля и сразу взял инициативу заказа в свои руки.

– Позвольте мне угостить вас на свой вкус.

– Не возражаю, – согласилась Вера.

– Основным номером программы предлагаю фондю «Апельсиновый соблазн».

– Звучит заманчиво.

– Уверяю, вам понравится. Знаете, из чего сделан «Соблазн»? Из густого шоколада, крепкого эспрессо, тертой цедры апельсина, апельсинового сока и специй.

– Обалдеть. А кофе к нему полагается? А то в кофейне – и без кофе…

– Обязательно, – пообещал Голембо. – В фондю положено макать кусочки апельсина, банана или грейпфрута; будет вкусно.

«Да, – подумала Вера, – особенно хорошо лакомиться этим блюдом в такой вот теплый сентябрьский день, когда еще не наступила дождливая осень. Под аккомпанемент старого рояля».

Голембо щелкнул пальцами. За рояль прошел юноша, сел и стал наигрывать Шопена. Пока Вера собиралась с духом, чтобы в такой обстановке, да под такой десерт расставить ловушку для бизнесмена, он заговорил на щекотливую тему сам.

– Не хмурьте ваши восхитительные брови, доктор! Вы хотели сказать нечто малоприятное, но не знаете, как это мне сообщить? Смелее, Вера Алексеевна!

– Вы отбиваете мой психотерапевтический хлеб! – улыбнулась одними глазами Лученко.

– Положение обязывает разбираться в людях, – сказал Голембо.

– Не буду растягивать неудовольствие. Некоторые члены семьи Бессоновых утверждают, что вы снабжали больную Ксению Николаевну просроченными лекарствами.

– Кто конкретно?

– Вячеслав Демьянович, не имеет значения, кто это сказал. Важно понимать, есть ли для этого основания?

Вячеслава Демьяновича словно подменили.

– Вы мне напоминаете мента-стажера, Вера Алексеевна. Малоопытного, туповатого паренька из деревни, который вдруг почувствовал свою власть над горожанами. Вы что, не сообразили, что именно тот, кто хочет инкриминировать мне эту мерзость, – и есть убийца Ксении! Самое главное как раз и заключается в том, кто это говорит! – Голембо нервно закурил сигару. – Я требую ответа на вопрос: кто вам мог такое сказать?! Кто пытается меня оболгать?

– Если вы настаиваете… – Вера демонстративно вздохнула и якобы нехотя сказала, понизив голос: – Алиса Бессонова, вернее, сейчас она Старк.

– Бедная девочка! – Бизнесмен мотнул крупной головой. – Как же она заблуждается! Она ведь не знает, что я обожал ее мать! Мой концерн «Фарма-ліки» тогда только становился на ноги. Так вот, если вам интересно: только ради Ксении я ввозил в страну малорентабельные препараты для онкологических больных. Они и в Швейцарии стоили дорого, моя маржа была смехотворной. Она не перекрывала не то что растаможки, даже транспортных затрат. Но я упорно привозил их, надеясь, что они помогут… Пусть не вылечить, но хотя бы продлить ей жизнь. А вы говорите – «просроченные лекарства»!!!

– Это не я говорю, а Бессонова.

– Алиса последние годы жила в Лондоне. Она давно не понимает, что здесь происходит. И вообще, она наивная девочка.

– Девочке почти тридцать лет, и она замужем, – возразила Вера.

– А вы, госпожа Лученко! Я был о вас лучшего мнения! Особенно после вашего блестящего расследования на моей передаче, когда вы вычислили убийцу. Но вы же еще и доктор! Думал, вы действительно психолог, стремитесь помочь девочке. А вы – корыстная, алчная! Сколько денег вы содрали с бедной сироты?! Вам нужны деньги? Хотите, я заплачу вам в три раза больше, чем Алиса? В пять?! Назовите вашу сумму! Хватит рыться в чужом грязном белье! Сколько? – Голембо демонстративно достал бумажник, вытащил пачку долларов.

– Стоп! Я дала вам высказаться. С меня достаточно. – Вера поднялась, собираясь покинуть «Кофеум».

– Я сегодня же поговорю с Алисой, я потребую, чтобы она немедленно отказалась от сотрудничества с вами. – Он схватил Лученко за руку, не давая ей выйти из-за стола. Он собирался высказать ей еще многое.

– Вячеслав Демьянович, отпустите мою руку! – Вера посмотрела в глаза бизнесмена.

И тут произошло несколько странных событий. Стихла музыка. Пианист, игравший Шопена, замер у инструмента. Официантка, которая собиралась заменить пепельницу на столе, остановилась посреди кафе, как в детской игре «замри». У Голембо из глаз потекли слезы, он отпустил Верину руку и прижал ладони к лицу. Смешанное чувство стыда и неловкости, как если бы он совершил нечто непростительное, постыдное, накрыло его соленой волной. Никогда в своей жизни ничего подобного он не испытывал. Ему стало так пусто, так одиноко, словно во всем мире не осталось ни одного человека, способного испытать к нему какое-то приязненное чувство. Вера уже давно покинула кофейню, а ему все еще было тоскливо и холодно.