— Ваше имя, банкир?

— Марко Онстантос Эвеналин из Золотого Дома, Южное торговое отделение.

— Ну что ж, удачи, господин Марко.

Я повернулся к нему спиной и прошел на борт. Вероятно, ему и понадобится вся удача, какая только возможна, но рассудок подсказывал: что-то такое в нем было, а не то он не смог бы забраться так далеко от счетных столов Флоренции.

На истертых белых палубах «Кешафа» я часами смотрел на воду, стоя на носу, и обнаружил, что, хотя почернел на юге, солнце все еще могло обжечь меня. Вторую часть пути я проскучал в тени парусов.

— Милорд?

Слуга капитана принес воды в кожаном сосуде.

Я принял ее. Никогда не отказывайтесь от воды там, где сухо, а ведь не найдется места суше, чем моря близ Африки.

— Благодарю.

Жажда сделала меня благодарным.

Я путешествовал скорее как бедный дворянин, чем как король, и письма моего деда при необходимости открывали передо мной двери. Сбросил тяжесть своего титула — и жизнь стала куда проще. Я отхлебнул воды и откинулся на бухту каната. Давно я не чувствовал себя настолько вольготно. Я был сыт по горло формальностями Альбасита, хоть и избежал угрожавших мне приемов. Лучше изучать Империю инкогнито, на улицах и, если понадобится, в сточных канавах, чем среди фонтанов в душистой тени замков.

В такие времена, обретя покой в анонимности, я мог лишь задаваться вопросом: если я нахожу удовольствие в отрешении от уз королевской власти, тогда зачем я по-прежнему претендую на более высокий трон и на более тяжелую корону? Вокруг скрипели снасти, хлопали паруса, дул морской бриз, высушивая пот, и искать ответы на такие вопросы было нелегко. Мои пальцы нашли ответ. Медная шкатулка с узором в виде терний. Даже здесь, в широком синем море, гонимого беспокойными ветрами, дитя находило меня, и хотя в шкатулке могли содержаться худшие из моих преступлений, многие из них все еще блуждали свободно, и если я буду странствовать слишком долго, какой бы светлый рай я ни обрел, прошлое настигнет меня, поднимется темной волной и нарушит покой.

Если тебе нужно бежать, если есть куда бежать, это не совсем трусость. А если надо куда-то бежать, отчего не к имперскому трону, далекому и недоступному. В конце концов, получить все желаемое — это почти такое же страшное проклятье, как исполнение всех мечтаний.

Юсуф Малендра встал со мной у борта корабля. Высокий, худой, в развевающихся на ветру свободных одеждах. Капитан Ахам представил нас друг другу, когда я взошел на борт, — это был единственный пассажир, кроме Марко и меня, но до сих пор он где-то прятался, что не так-то просто на маленьком корабле. Современный флорентинец, Марко с длинной фамилией, начал блевать за борт, когда мы еще были в гавани, и едва не потерял эту свою странную шапку. Вскоре он исчез в трюме. Возможно, Юсуф тоже там сидел.

— Впечатляет, правда?

Он кивнул в сторону горы Тарика, все еще огромной, хотя до нее уже было много миль.

— Не то слово. Этот Тарик, наверное, был великий король, — сказал я.

— Никто не знает. Это очень древнее имя. — Он ухватился за борт обеими руками. — Все наши имена древние. Зодчие записали свои имена в машинах, и мы теперь не можем их прочесть. Солнца сожгли все написанное на бумаге, кроме самых древних записей, которые хранились в глубоких подвалах, тебе это известно? Записи, которые мы нашли, были ценными скорее в силу древности, чем из-за хранившихся в них тайн. Когда земля стала обитаемой и люди вернулись туда, большая часть обнаруженных ими рукописей оказалась греческими и римскими.

— Значит, мы отстали от Зодчих во всем, даже в именах?

У меня с губ сорвался короткий смешок.

Мы какое-то время стояли и смотрели на то, как кружат чайки, и слушали их крики.

— Едешь в гости к родне в Марок? — спросил он. — Женишься?

— Думаешь, я понравлюсь вашим дамам?

Я повернулся к нему обожженной стороной лица.

Юсуф пожал плечами.

— Дочери выходят замуж по приказу отца.

— А ты — ты женишься?

Я перевел взгляд от тонкой кривой сабли у него на бедре к темной массе его курчавых волос, скрепленных костяными гребнями.

Он запрокинул голову и рассмеялся.

— Вопрос за вопрос. Ты явно провел немало времени при дворе. — Он облокотился о поручень при очередном качке и хитро посмотрел на меня. — Я слишком стар для новых жен, сэр Йорг, а ты, вероятно, считаешь, что слишком молод для первой?

Темные, темнее кожи карамельного цвета, губы сложились в улыбку. Ему было, наверное, лет тридцать, не больше.

Я пожал плечами.

— Во всяком случае, слишком молод, чтобы жениться. Чтобы удовлетворить ваше любопытство, лорд Юсуф, скажу: я просто путешествую, чтобы посмотреть мир.

Волна шлепнула по носу корабля, обдав нас брызгами.

Мароканец вытер лицо.

— Соленая! Давай надеяться, что в мире найдется и кое-что получше, а?

Снова ухмылка, зубы длинные, ровные, странного серого оттенка.

Я ухмыльнулся в ответ. Меня вполне устроила бы одиссея, плавание на обломках корабля и утоление жажды мочой. Один день на море — это слишком мало. И потом, знакомство с новым миром стоит трудного путешествия, а не просто прыжка через пролив шириной в тридцать миль.

— Остановишься у меня, сэр Йорг. У меня красивый дом. Пойдешь со мной, когда причалим. Пусть никто не скажет, что в Мароке плохо принимают. Я настаиваю. И ты сможешь рассказать, что надеешься найти в Африке.

— Это высокая честь для меня, — сказал я.

Мы постояли молча, глядя на чаек и волны в белых барашках, пока в далекой дымке снова не показались горы — зубчатый берег нового мира. Я подумал: интересно, что я скажу хозяевам, когда они спросят меня за столом, что привело меня сюда? Я мог выдать свой ранг и сказать о Конгрессии, о том, как Правительница Альбасита внушила мне, что во Вьене можно выиграть имперский трон в совсем другой игре, в которой меньше крови и больше лжи. И что, дабы сыграть в эту игру, мне нужно больше узнать о ключевых фигурах Сотни, больше, чем они хотели бы показать перед Золотыми Воротами. Возможно, я мог рассказать о принце Оррине. О том, как, быстрее ветра в парусах «Кешафа», его насмешки гнали меня лично посмотреть на границы Империи, узнать, чем я буду владеть, получить дополнительные причины желать этого. И наконец, если глупость возобладает, рассказать об Ибн Файеде и матемаге по имени Каласади. Я провел годы, пытаясь отомстить дяде, убившему моих мать и брата, и еще одному человеку, уничтожившему весь род моей матери за одну ночь и свалившему всю вину на меня. Разумеется, он заслуживал не лучшей участи, чем дядя Ренар.

Порт Кутта простирался на широкой пыльной дуге побережья между морем и горами, возносящимися к небу, где бурая земля и зеленые заросли уступали место голой скале. Мы высадились на длинной шаткой набережной, запруженной людьми настолько, что казалось: в любой момент десяток из них рискует свалиться в воду. Я предоставил Юсуфу прокладывать нам путь. Равновесие между затраченными усилиями и результатом в разных случаях бывает разным. Я не ввязывался в драку за жалкие несколько метров от того долгого пути по Африке, что наметил, а позволял себя вести, держась настороже.