Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доедай, Юки, – велела она и посмотрела в окно. По стеклу бил дождь. От вида стекающей воды у меня все внутри холодело.
Папа молчал. Он просто глядел на стол, даже не в тарелку. Глаза у него были покрасневшие, на подбородке щетина. Утром, когда он целовал меня, я крикнула, чтобы он прекратил. Меня всю ночь укутывали мягкие черные волосы, а его щетина колола, словно булавки. И хотя больше не надо было ходить на работу, лучше он выглядеть не стал.
– Таичи, – обратилась мама к папе. Она была расстроена из-за него; он медленно поднял голову и посмотрел на нее.
– Ешь, пока не остыло. – Она пожарила рис с яйцами, как он любил, и добавила лососины на пару. Папа попробовал улыбнуться, но от усталости не смог. Вместо этого он взглянул на меня и спросил:
– Ты поела?
Когда я гремела ложкой в пустой миске, у папы дергались веки. Я кивнула.
– Тогда можешь идти.
Я слезла со стула и побежала в коридор.
– Посиди немножко! – крикнула мама. – А то будет тошнить.
Я прошла до конца коридора, потом сняла туфли и на цыпочках вернулась к кухонной двери. Мама закрыла за мной, поскольку родители хотели поговорить. По утрам они первым делом затевали разговор, но после этого весь день проводили в разных комнатах. Папа в основном сидел в кресле и смотрел в никуда, а мама занималась стиркой, готовкой и уборкой. Один раз я увидела, как она плачет в кухне над книгами с рецептами, и тоже заплакала. Увидев меня, мама сразу перестала, сказав, что «ведет себя глупо». Но по ночам я часто слышала, как она кричит на папу. Тогда Махо обнимала меня покрепче и закрывала мне уши своими мягкими волосами, пока я не засыпала.
– В чем дело? Скажи мне, Таичи. Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь, – голос у мамы был тихим, но резким, поэтому я все слышала через дверь.
– Ни в чем.
– Не может такого быть. Ты снова не спал.
– Ну и что. Когда дождь перестанет, я выйду погулять.
Миска с грохотом упала в раковину. И у мамы в голосе появились слезы.
– Я не могу так больше. Ничего не помогает. Тебе становится только хуже.
– Маи, пожалуйста. Я не могу… Не могу тебе сказать.
– Почему?
– Потому что ты решишь, что я спятил.
– Спятил? Да ты сам сводишь себя с ума. И меня. Все это было ошибкой. И я это знала.
– Возможно. Этот дом… Даже не знаю.
Ножки стула царапнули по полу. Похоже, мама села. Её голос смягчился, и мне представилось, что она взяла его за руку.
– Юки. – Это Махо звала меня. Она стояла наверху лестницы и махала, подзывала к себе. Но мне хотелось услышать, что скажет папа, поэтому я улыбнулась и приложила палец к губам. Махо покачала головой, её волосы закачались и совсем закрыли тот белый кусочек, который был виден.
– Нет. Идем играть, – позвала она. Но я повернулась к кухонной двери, потому что папа опять заговорил.
– Я снова кое-что видел.
– Что, Таичи? Что ты видел?
Голос у мамы дрожал.
– Мне снова надо к врачу. Я схожу с ума.
– Что? Что ты видел? – мама повысила голос, и я почувствовала, что она опять старается не расплакаться.
– Я… Я пошел ночью в туалет. И она опять была там.
– Кто, Таичи? Кто?
– Неподвижно сидела на подоконнике. Я сказал себе, что это мне снится. Остановился, закрыл глаза и убедился, что не сплю. Вот, посмотри на синяк – я ущипнул себя за руку. Но когда открыл глаза, она никуда не делась. Поэтому я сделал вид, будто её нет. Будто это просто дурной сон. Проигнорировал её. Но когда я вышел из туалета, она по-прежнему сидела там. И смотрела на меня.
Разговор на кухне затих. Теперь я слышала только шум дождя. Тысячи капелек стучали по окружающим нас дереву, черепице и стеклу.
– Тебе все приснилось, – сказала мама спустя некоторое время. – Это из-за лекарства, Таичи. Побочный эффект.
– Нет. Я перестал принимать лекарство.
– Что?
– Временно, чтобы проверить, пропадут они или нет.
– Они?
– Юки. Юки. Идем играть. Идем, – шептала Махо у меня за спиной. Она спускалась, беззвучно ступая по ступенькам.
– Не знаю, – продолжал папа. – Маленькая тварь… С длинными ножками, свисающими с подоконника. А ее лицо, Маи. С тех пор, как я увидел это лицо, я не могу спать.
– Юки, посмотри, что я нашла. В шкафу. Идем, посмотришь, – позвала сзади Махо и потянулась к моей руке. Я обернулась, чтобы попросить её не шуметь, и тут увидела, что её кукольные глазки все мокрые. И тогда пошла с ней наверх. Потому что я не могу видеть, как она плачет.
– Что случилось, Махо? Не грусти, пожалуйста.
Она отвела меня в пустую комнату на втором этаже, в конце коридора, и мы уселись на деревянном полу. Там всегда холодно. А окно только одно. Из-за стекающей по стеклу воды деревья в саду выглядят размытыми. Махо склонила голову. Её волосы спускаются по белой длинной рубашке до самого подола. Мы держались за руки.
– Почему ты плачешь, Махо?
– Из-за твоего папы.
– Он болеет, Махо. Но выздоровеет. Он сам мне сказал.
Она покачала головой, затем подняла её. Из единственного глаза, который было видно среди волос, текли слезы.
– Твои мама с папой хотят уехать. А я хочу, чтобы ты не уезжала. Никогда.
– Я никогда тебя не оставлю, Махо. – Теперь грустно стало уже мне, и в горле появился привкус моря.
Махо принюхалась, прячась за волосами. Дождь очень громко стучал по крыше, и казалось, будто он идет внутри нашей комнаты.
– Обещаешь? – спросила она.
– Обещаю, – кивнула я. – Ты моя лучшая подруга, Махо.
– Твои родители не понимают игрушек.
– Я знаю.
– Они просто хотят играть. Твой папа должен спать и не мешать им. Если он узнает обо мне и игрушках, то увезет тебя от нас.
– Нет. Никогда. – Мы обнялись, и Махо сказала, что любит меня. И что игрушки тоже меня любят. Я поцеловала её мягкие волосы и почувствовала губами, какое холодное у нее ухо.
На первом этаже открылась и закрылась кухонная дверь. Махо убрала руки и распутала волосы, обвившиеся вокруг моей шеи.
– Твоя мама ищет тебя. – Слезы по-прежнему стекали по её белому лицу.
Она оказалась