Они танцевали медленный и величавый танец. Так как партнеры по нескольку раз обходили друг друга и даже держались за руки, у них была возможность разговаривать. Но Невиль воздерживался от разговора, и Лили, в свою очередь, тоже не делала никаких попыток, только все время улыбалась. При сложившихся обстоятельствах разговор могли подслушать, поэтому они танцевали молча.

Невиль знал, что за ними наблюдают. Каждый их взгляд, каждый жест, каждое прикосновение или оброненное слово завтра будут обсуждать во многих гостиных, и каждой детали будет придан особый смысл. Но это его совершенно не беспокоило.

Лили танцевала легко и грациозно. Она держалась с достоинством и была элегантна. Казалось, она была привычной участницей светских балов. Она была прекрасна, и он не мог оторвать от нее глаз.

Невиль приехал в Лондон с надеждой, хотя и с беспокойством. Он ожидал увидеть ее в ужасном состоянии. Он собирался заключить ее в объятия и убедить, что он будет защищать ее всю жизнь, если даже она не выйдет за него замуж.

А сейчас у него было такое чувство, что он видит ее впервые в жизни. Она восстановила вес, который потеряла за время своего путешествия в Ньюбери, где так и не набрала его. Она и теперь была маленькой и изящной, но немного поправилась, и у нее появились приятные округлости. Не оставалось и следа от девчонки, похожей на жеребенка, которую он помнил до сих пор. Ничего не осталось и от той прекрасной, но изможденной женщины, которая вступила под своды церкви в Ньюбери. Она выглядела сейчас...

Трудно было найти слова, чтобы описать, как она выглядела. В ней чувствовалась женщина. Она была такой, о какой он и мечтать не мог. Не просто товарищ, жена, родственная душа. Она была той, по которой тосковало его тело. Она была женщиной.

Если бы они танцевали вальс, он, кружа ее в танце, подвел бы к французским окнам, подальше от света свечей и там в тени набросился бы на нее с поцелуями.

Но это был не вальс. Они двигались навстречу друг другу, обходили один другого и возвращались каждый в свой ряд, так и не коснувшись друг друга, хотя он чувствовал тепло ее тела. Улыбка не сходила с ее лица, а взгляд все время был устремлен на него! Слава Богу, что это был не вальс. Честь не позволила бы ему воспользоваться создавшимся положением и привлечь ее к себе без ее согласия.

Ах, Лили.

Это был последний танец перед ужином, и они оба понимали, что за этим последует. Она беспрекословно взяла его под руку и позволила ему отвести себя в столовую, где ему посчастливилось найти два места поодаль от всех. Невиль усадил ее и принес тарелку с едой и чай.

– Лили, – сказал он, усаживаясь с ней рядом и подавляя в себе желание взять ее за руку, – как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, хорошо, милорд, – ответила она. Ее глаза, которые улыбались ему во время танца, сейчас смотрели в область подбородка.

– Ты выглядишь очаровательно, но мне хочется плакать, видя твои волосы.

Она посмотрела на него с явным удивлением.

– А Долли плакала, глупая девочка, пока я не пообещала ей, что не откажусь от ее услуг. Она часами возилась с моими волосами. Хотя и сейчас у нее дел хватает. Я уже не глажу сама свою одежду и не пытаюсь ее латать.

– Сама не заправляешь свою постель, не чистишь картошку и не режешь лук.

– Леди не должны заниматься подобными вещами.

– Если они сами этого не захотят, – сказал он, улыбаясь.

– Они заняты другими вещами, – ответила она.

– Какими, Лили?

Но она не рассказала ему, чем еще была так занята на протяжении месяца. Лили сменила тему:

– Благодарю вас за то, что вы выслали деньги капитану Харрису, которые я у него одолжила, милорд, хотя вы не обязаны были это делать. Я связывалась с ними несколько раз. Элизабет сказала, что выделит время, чтобы я навестила их.

– Она, наверное, строгая надсмотрщица? – спросил Невиль.

– Конечно же, нет. Вы не обидитесь, милорд, если я верну вам сумму, которую вы им послали?

– Конечно, обижусь, Лили, – ответил он. – Я буду просто оскорблен в лучших чувствах.

– Я так и думала, поэтому не стану настаивать.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Невиль заметил, что она только поковыряла еду в тарелке; до своей же он даже не дотронулся.

– Могу я заехать к тебе, Лили? – спросил он. – Завтра днем?

– Зачем? – спросила она, глядя ему в глаза. Вопрос обескуражил его. Неужели она ему откажет?

– У меня для тебя кое-что есть, – сказав он. – Что-то наподобие подарка.

– Я не могу принимать подарки от вас, милорд.

– Это совсем другое. Его ты непременно примешь и будешь от него в восторге. Могу я привезти его и лично вручить тебе? Прошу тебя.

На мгновение ее глаза заблестели, возможно, от слез, хотя у него не было в этом уверенности, так как она быстро отвела взгляд.

– Хорошо, – сказала Лили, – если, конечно, Элизабет не будет возражать. Вы не должны забывать, милорд, что я ее оплачиваемая компаньонка.

– Я обращусь к ней за разрешением, – сказал Невиль. Поддавшись искушению, он быстро поднес к губам ее руку и поцеловал. – Лили, моя дорогая.

Она часто заморгала, и ему показалось, что таким образом она старается скрыть от него слезы. Он с трудом заставил себя не говорить то, что так и рвалось наружу. Он понимал, что даже если ее чувство к нему сохранилось, она так легко не капитулирует. Любовь или ее отсутствие не играют здесь главной роли. Если они не найдут общего мира, в котором смогут вместе жить, как два равных человека, она будет отвергать его, даже если пройдет пятьдесят лет.

Но ее чувство к нему все еще живо. Он абсолютно в этом уверен. Это открытие придало ему сил. По крайней мере у него оставалась надежда, с которой он мог жить дальше.

Постепенно Лили стала разочаровываться в своем образовании. Поначалу все ставило ее в тупик и утомляло, но действовало возбуждающе. Каждый день она узнавала что-то новое, и прогресс был заметен, .Ей казалось, что за один месяц она все узнает или по крайней мере схватит основное, что поможет ей легко продвигаться дальше.

Но неизбежно пришло время, когда уроки стали казаться ей скучными и утомительными, продвижение вперед пошло медленно, если вообще шло, Лили стало казаться, что она никогда не научится чему-нибудь существенному и даже не получит основ образования.

Лили выучила все буквы алфавита и умела разбирать отдельные слова, особенно те, которые написанными выглядели так, как звучали, и те, которые повторялись почти в каждом предложении. Иногда она убеждала себя, что может читать, но каждый раз, взяв книгу из библиотеки Элизабет и раскрыв ее, она обнаруживала, что текст каждой страницы для нее тайна за семью печатями. Несколько слов, которые она могла прочитать, не давали возможности понять смысл целого, а медлительность, с которой она разбирала каждое слово, убивала всякий интерес к чтению. А когда однажды, взяв со столика приглашение, написанное от руки, она поняла, что письменное слово сильно отличается от печатного и она не может разобрать ни единой буквы, Лили просто пришла в отчаяние.