Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре мы увидели зеркальную поверхность ручья, казавшуюся серебристой под иссиня-черным небом. Бобби затормозил так, будто врезался в стену, и свернул на едва заметную дорожку. В конце ее виднелись очертания старого трейлера, стоявшего в полном одиночестве. Машины рядом не было.
— Черт, — сказал я. — Ладно. Встань так, чтобы нас не было видно с дороги.
Примерно через полчаса я начал терять терпение. Если Ленивый поехал куда-то в другую сторону, чтобы оторваться от преследователей, то он все равно должен был рано или поздно вернуться домой. Бобби с этим согласился, но по-другому интерпретировал мои слова.
— Нет, — сказал я. — Его я слишком давно знаю, и я не намерен обыскивать его дом.
— Я тебе этого и не предлагаю. Послушай, Уорд. Стоит этому типу тебя увидеть, как он тут же бросается бежать. Ты прав. Тот бар на видео должен был тебе о чем-то напомнить, а этот старик кое-что знает.
— Он мог спутать меня с кем-то другим.
— Возможно, ты слегка и потолстел с тех пор, но все-таки не прибавил сто фунтов и не сменил цвет кожи. Он понял, что это ты. И для старика он бегает довольно быстро.
Я поколебался, но в конце концов согласился. Я немало времени провел в обществе Ленивого Эда. Конечно, я был лишь одним из многих, и, несомненно, с тех пор в баре побывало несколько поколений несовершеннолетних любителей выпить. Но все же я надеялся на более дружественный прием.
Мы вместе вышли из машины и подошли к двери трейлера. Бобби отмычкой вскрыл замок и проскользнул внутрь, а мгновение спустя в окнах загорелся тусклый свет.
Присев на ступеньку, я продолжал наблюдать за происходящим, размышляя о том, подозревали ли мои родители, что однажды случится нечто подобное. Их сын, полупьяный, вломится в трейлер какого-то старика. Мне не нравилось то, каким я стал, но меня не слишком волновало и то, каким я был прежде. Я вовсе не был кем-то из ряда вон выходящим и прекрасно понимал, что именно воспоминания о том, как я играл в бильярд с отцом и как когда-то общался с Эдом, заставили меня пойти в этот бар. Но пока я смотрел на дорогу и прислушивался к возне Бобби внутри трейлера, мне показалось, будто снова слышу голос отца: «Интересно, кем ты стал?»
* * *
Десять минут спустя Бобби вышел, держа что-то в руке.
— Что это?
Я выбрался из машины, разминая затекшие ноги.
— Сейчас покажу. Ты чертовски удивишься.
Я включил внутреннее освещение в салоне.
— Так вот, — сказал Бобби. — Ленивый Эд доживает свои последние годы с помощью алкоголя и дошел до такой степени, что прячет пустые бутылки даже от самого себя. Или же он вполне заслуженно получил свое прозвище и ему просто лень их вынести. Там прямо-таки целый склад. Везде я добраться не смог, но все-таки нашел вот это.
Он протянул мне фотографию. Я взял ее и наклонил так, чтобы на нее падал свет.
— Я нашел ее в коробке, стоявшей рядом с тем, что, по-видимому, является его постелью. Остальное оказалось лишь всевозможным мусором, но фотография привлекла мое внимание.
На фото были изображены пятеро подростков — четыре парня и девушка, — и сделано оно было при плохом освещении, а фотограф забыл сказать: «Улыбнитесь». Лишь один парень, стоявший в центре, похоже, понимал, что сейчас его обессмертят. Остальные были схвачены в полупрофиль, и лица их по большей части скрывала тень. Точная дата съемки была неизвестна, но, судя по одежде и качеству отпечатка, она относилась к концу пятидесятых или началу шестидесятых.
— Это он, — сказал я. — Парень в середине.
Мне стало несколько не по себе оттого, что я держал в руках нечто принадлежавшее чужому прошлому и не имеющее никакого отношения ко мне.
— Ты имеешь в виду, что это Ленивый Эд?
— Да. Но фото было сделано пятьдесят лет назад. Когда я был с ним знаком, он уже не выглядел мальчишкой. Ни в коей мере.
— Ладно. — Бобби показал на девушку с левого края фотографии. — А это кто?
Я присмотрелся внимательнее. Все, что я смог различить, — половина лба, волосы, большую часть рта. Молодое и довольно симпатичное лицо. Я пожал плечами.
— Понятия не имею.
— В самом деле?
— О чем ты, Бобби?
— Я могу ошибаться и не хочу тебе подсказывать.
Я посмотрел еще раз, затем перевел взгляд на другие лица. Потом снова взглянул на девушку, однако она так и не вызвала у меня никаких ассоциаций.
— Это не моя мать, если ты так думаешь.
— Я так не думаю. Смотри дальше.
Я снова уставился на фото и наконец обнаружил в чертах девушки что-то знакомое. Еще через несколько секунд меня будто ударило кирпичом по голове.
— Черт побери, — пробормотал я.
— Сообразил?
Я продолжал смотреть, надеясь, что уверенность пройдет. Однако этого не случилось — никаких сомнений быть не могло. Хотя большая часть лица была скрыта, я узнал ее глаза и очертания носа.
— Это Мэри, — сказал я. — Мэри Ричардс. Соседка моих родителей. В Дайерсбурге. — Я хотел еще что-то сказать, даже сам не знаю, что именно, но тут же закрыл рот, внезапно вспомнив совсем другую картину.
Бобби, похоже, ничего не заметил.
— И что же делал в то время Эд здесь, в Монтане? Или что делала здесь она?
— Ты действительно хочешь его сегодня дождаться?
— У тебя есть другой план?
— Возможно, я мог бы показать тебе кое-что еще, — сказал я. — К тому же тут холодно, и я не думаю, что сегодня вечером мы увидим Эда. Поехали назад в город.
У меня дрожали руки, а в горле пересохло.
— Меня это вполне устраивает.
Выйдя из машины, я подошел к трейлеру и проник внутрь. Я написал записку на обратной стороне фотографии, извинившись за вторжение, и положил ее на столик. Добавив внизу номер своего сотового, я вышел, на ходу придавив фотографию каким-то журналом.
Бобби ехал назад в город с выключенными фарами, но мы никого по пути не встретили, а когда проезжали мимо бара, старого «форда» на стоянке не было. Лишь позже я сообразил, что там не было и большого красного грузовика.
Мы сняли номер в «Холидей-Инн». Я принял душ и немного расслабился, дожидаясь Бобби. Комната была чистой, аккуратной и внушающей доверие. В руке я держал большую чашку кофе, которую принес мне молодой человек в красивой белой униформе и с самой лучшей из профессиональных улыбок. У меня лично нет привычки улыбаться всем подряд, и меня вполне устраивает общество людей, не знающих моего имени.
Я жалел, что не взял фотографию. Мне хотелось взглянуть на нее снова. Я уже начал убеждать себя в том, что увиденное мной было лишь игрой света и тени. Мертвое лицо Мэри, казалось, навсегда отпечаталось в памяти. Ее тело сейчас лежало в холодной секции морга, но вряд ли кто-то мог понять, что с ней случилось. Я подумал, что, возможно, им следовало бы об этом узнать и что я был не вполне прав, сбежав из Дайерсбурга. Возможно, телефонный звонок в полицию мог бы направить следствие в нужную сторону. Конечно, они спросили бы мое имя и данные, но можно было бы что-нибудь сочинить. Это я как раз умел делать хорошо.