Красный, как ни странно, начал молча таять в воздухе. Я способен уйти гораздо быстрее, просто хотел посмотреть и проверить одну гипотезу.

– Наше дело правое! – выкрикнул Красный напоследок. – Мы победим!

Так и есть. Любит он за собой последнее слово оставлять,

– Ты еще здесь? – Свежерожденное божество из нового русского пантеона обратилось ко мне.

Я ушел молча. Даже не поблагодарил за спасение. Почему-то мне казалось, что он все равно этого не оценит.

Федот

Нет в жизни счастья.

Ночей не спишь, секретные операции разрабатываешь, никому ничего не рассказываешь, даже вслух подумать боишься, а тут на место приваливает целая толпа нежданных гостей.

И ладно Герман. Это я еще могу понять. Он маг, причем не самый слабый, мог от моего взора экранироваться. Хотя я, если честно, Красную площадь на скорую руку отсканировал. Не ожидал никаких подвохов.

Ну, упустил я Германа, это один вопрос.

А вот эти хмыри откуда взялись? По виду, повадкам и манере разговора – обычные братки. Из пистолетов шмаляют, опять же. Только фаерболы их почему-то не берут. С каких это пор братки наши окромя бронежилета еще и защиту третьего уровня на себя вешают?

Происки Германа? Он маг хоть и сильный, но поддерживать защиту такого уровня, распространенную на четырех человек – три братка и он сам, – и вместе с тем атаковать меня не самыми хилыми заклинаниями вряд ли способен. Я сам на такое не способен, а Герману до меня – как до Луны.

Придется признать, что где-то я по полной программе лоханулся. Со всеми вытекающими последствиями.

Вон три таких последствия. По полу бегают, фонариками светят. Неведомо им, что не в ту сторону. Интересно, выход они блокировали? И где союзничек мой прохлаждается, тоже интересно.

Гермес еще нарисовался. Проныра древнегреческая. Из всего пантеона – самый активный. Везде лезет. Сущий живчик.

Гермес, допустим, как боевая единица не опасен. Уже тысячи четыре лет, как не опасен. Но лазутчик из него отменный. Посоветовать опять же может.

Вон сумку мою оброненную углядел. Ага, Герман ее хватает, от усилия чуть не крякает. Теоретик фигов. Ему бы в кабинете сидеть да на клавиатуре стучать, в спортзале отродясь не был. Ничего, попер сумочку. Ладно, авось встретят его на выходе. В конце концов, союзничку моему это нужно больше, чем мне.

Хотя и мне нужно.

Но снова под пули лезть не хочется. Не барское это дело – с братками в мавзолеях биться.

Допустим, с братками я справлюсь. Левой одной. А если Герман опять в драку полезет? Против них всех, плюс Гермес, могу и не устоять.

Ильич мне друг, но жизнь своя – дороже.

Подождем, пока Герман отсюда свалит. Если мне интуиция не изменяет, встретят его скоро и далеко он отсюда не уйдет. А как он свалит, можно будет и братками заняться.

Фаерболы их не берут. Эка невидаль. Чего-нибудь другое попробуем.

Браток хорошего удара с ноги не держит. Особенно в темноте.

Сигнализация выключена. Тут теперь до смены караула никто ничего не заметит. Разве что эти уроды пистолеты на гранатометы поменяют.

Хорошую звукоизоляцию коммунисты сделали. Умели строить, жаль только, что с постройкой светлого будущего такой облом вышел.

О, еще одного нелегкая принесла. Этот без фонарика. Плохо: значит, он в темноте хорошо видит. Шаги приближаются. Неужто меня сейчас найдут и драться придется.

Не хотелось бы.

Ого!

И еще четыре раза ОГО!

Не успели. Операцию с Ильичом можно уже не заканчивать, явление представителей конкурирующей организации уже произошло.

Видать, и союзничка моего на входе уже нету. Нет в жизни фарта. Сначала Герман на огонек завалился, да еще и Гермеса с собой притащил, потом трое этих работников ножа и пистолета, теперь еще вот этот индивидуум.

– Слышь, пацаны, – сказал индивидуум, явившийся на огонек последним. – Хорош тут отсвечивать. Бросайте этого колдуна недоделанного, ему уж все равно ничего не светит.

Пацаны и свернулись. Фонариками рыскать перестали, стволы зачехлили, в колонну по одному построились и легкой рысью из Мавзолея утекли.

А этот чуть задержался. На самом пороге. Обернулся и прямо на меня посмотрел.

– Не на ту ты клячу поставил, – говорит.

И тоже свалил.

Провисев еще минут пять под потолком, я пришел к выводу, что ничего мне больше не грозит, свернул левитирующее заклинание и опустился на пол рядом с саркофагом.

Можно было подводить итоги операции.

Дух вождя я упустил, Герман его унес. Операцию завалил, боюсь, долгий разговор у меня с союзничком моим сложится, это при условии, что тот еще дееспособен.

Новые игроки появились опять же. Значит, надо расклады пересматривать. Эти вроде бы помощнее будут. Может, к ним податься?

Посмотрел на вождя, по щечке его потрепал.

– Не срослось, – говорю, – у нас с тобой, Вова. А таких бы дел могли вместе насовершать… Может, и впрямь бы мировую революцию учинили…

Планов было громадье. Теперь все они медным тазом накрылись. Как говорил незабвенный Остап Бендер, пора переквалифицироваться в управдомы.

В последние годы магическое сообщество учинило по отношению ко мне настоящий террор. Чем я им не угодил? Ну был бы диктатором в Южной Америке, так там без меня диктаторов хватает. Только наши многоуважаемые мудрейшие из Шамбалы на них внимания не обращают, потому как не маги они. Ну и что? Какая разница, маг ты или не маг?

Главное, чтобы человек хороший.

Пиночету фаерболом в глаз никто засветить не пытался. И Кастро до сих пор живее всех живых. Это если самых известных брать. Хусейн попытался заручиться магической поддержкой, вон его америкосы как растоптали. Как будто он ядерную бомбу у себя в гараже собрал.

Но в долговременной охоте на мою персону был и один плюс. За эти годы шестое чувство у меня развилось. На опасность.

Может, потому я и жив еще.

Не знаю, как оно работает. Просто в один прекрасный миг мой собственный голос в моей же голове мне говорит, что сделать надо. А чего ни в коем случае делать не рекомендуется.

Вот и сейчас.

Голову, говорит, наклони.

Я наклонил, словно вождя в лобик поцеловать хотел. И тут же в стену напротив того места, которое моя голова только что занимала, вонзился арбалетный болт.

Еще гости?

Падаю на пол, ползу в сторону. Следующий арбалетный болт ударяет в пол рядом с моей левой ногой и обдает меня фонтаном каменной крошки.