Я испуганно смотрел на женщину, у меня пропал голос, и я не мог вымолвить ни слова. Помощник судьи сделал знак, и сторож, схватив женщину за руку, потащил ее из комнаты.

– Клянусь Девой Марией, это он! Я не лгу, это истинная правда! – выла нищенка, пока дверь за ней не закрылась.

– Что вы делали сегодня ночью в усадьбе торговца Туфта, господин Хорттен? – спросил помощник судьи, когда в комнате стало тихо.

– Я… – У меня перехватило горло.

Подошел писец и шепотом что-то сообщил помощнику судьи, тот кивнул и жестом подозвал стражника, который должен был вывести меня отсюда. Я уже двинулся к двери, выходившей на Ланггатен, но стражник толкнул меня в другую сторону, и вот уже мы спустились по лестнице в подвал.

– Что случилось? Зачем вы привели меня сюда?

– Заткни пасть!

Мы шли по коридору. Воздух в подвале был спертый.

– За что вы меня арестовали? Я ничего не сделал.

Стражник повернул ко мне свою красную рожу.

Прошипел:

– Заткни пасть!

– Клянусь честью, я ни в чем не виновен. Это какое-то недоразумение. Мне надо снова поговорить с помощником судьи.

Стражник не ответил, он отворил внушительную дубовую дверь, окованную железом. Мы спустились еще на несколько ступеней, и в слабом свете я разглядел длинную комнату с тремя колоннами посередине, вдоль каменных стен тянулись лавки. Я насчитал здесь четырех узников и мгновенно узнал одного из них.

– Господин дей Конти! – воскликнул я. Он поднял глаза, и на его худом лице появилась улыбка облегчения.

– Пожалуйста, разрешите мне занять место рядом с этим узником, – властно сказал я и указал на скамью.

Стражник осклабился, потащил меня в противоположный угол и поместил рядом с бородатым сильным верзилой, дремавшим, вися на цепях, в которые был закован; я оказался не только далеко от нунция, но и загороженным от него колонной. Потом стражник приковал к цепи, висевшей на стене, мою левую руку. И правую ногу. Я был закован. Первый раз в жизни я был закован в цепи!

Стражник удалился.

Нунций что-то сказал. Я, насколько мог, отодвинулся в сторону, но из-за колонны по-прежнему не мог его видеть.

– Мне очень жаль. Но я ничего не слышу. Говорите, пожалуйста, громче! – крикнул я в полумрак.

– Закрой пасть! – рявкнул один из заключенных и покосился на меня.

– Что случилось? Почему меня заперли здесь, даже не допросив? – крикнул нунций. Голос у него был хриплый.

– Вас обвиняют в убийстве! – крикнул я. – В убийстве торговца Ту-у-ф!.. – Я получил удар кулаком в лоб и ударился головой о стену. Другой удар пришелся в челюсть, и мрачное помещение поплыло у меня перед глазами.

– Заткни хайло! – проворчал здоровенный бородатый верзила, вытер о штаны руку и снова задремал.

Я висел, прикованный к стене, и сплевывал кровь. Язык нащупал подозрительно качавшийся зуб. Головная боль, мучившая меня всю ночь, возобновилась с новой силой, в голове стучало, и я чувствовал, что меня сейчас вырвет. Но со вчерашнего вечера я ничего не ел, и желудок был пуст. Я откашлялся, сплюнул то, что было во рту, и попытался прислониться к стене, чтобы дать голове отдых, лишь бы прекратился этот стук в висках, из-за которого я не мог думать. Мне надо было найти выход из этого положения. Надо было как-то сообщить Томасу о том, что случилось!..

Несмотря на стук в висках и вкус крови во рту, голова моя лихорадочно искала выход. Но как известить обо всем Томаса? Захочет ли этот угрюмый парусник сказать ему, где мы? И когда Томас вернется в Тёнсберг?

Юнкер Стиг! Вот кто мог бы нам помочь. Я должен уговорить помощника судьи вызвать его. Он дворянин, близок к королю, камер-юнкер, служит самой королеве. Этот человек, без сомнения, быстро уладит такое недоразумение. Но как с ним связаться? Из-за всех этих навалившихся на меня вопросов мне стало трудно дышать, я в панике с трудом хватал ртом воздух. Стук в висках не прекращался, и мысли раздирали голову на части. Неожиданно небо стало падать, быстро-быстро, я рванулся всем телом, и все исчезло…

Не знаю, как долго я был в беспамятстве, но я слышал голоса, слышал чей-то смех, крики и с трудом заставил себя открыть глаза. Красномордый стражник спускался по ступеням, толкая перед собой кого-то, кого, я не видел из-за колонны. Верзила рядом со мной проснулся и крикнул, что он не прочь покачать такую бабенку на коленях. Остальные засмеялись, но, что они говорили, я не слышал. Новый узник показался из-за колонны и с удивлением уставился на меня.

– Нет-нет! Уберите от меня подальше эту ведьму! – крикнул я стражу. – Пусть сидит в другом углу!

Испуганная фрёкен Сара обиженно посмотрела на меня и уже хотела направиться в другой угол, но страж ухмыльнулся и толкнул ее ко мне.

– Молчать! Нечего блеять, как овца, если ты петух! – проворчал он. – Думаешь, можешь здесь командовать только потому, что надел богатое платье и нацепил на голову парик? – Он сорвал с меня парик, бросил его на пол и стал топтать. – Садись! – приказал он фрёкен Саре и толкнул ее на лавку. Приковав ее, он огляделся, проворчал, что сегодня у них на диво богатый улов, поднялся по ступеням и закрыл за собой дверь.

Я смотрел на свой парик. Он был похож на кошку, которую переехала упряжка быков.

– Не обижайтесь, я нарочно так крикнул, – тихо сказал я.

Фрёкен Сара промолчала. Цепь натирала мне запястье, и я попытался уменьшить боль, просунув под цепь рукав.

– Этот стражник явно меня невзлюбил… Но… – Я покосился на фрёкен Сару. – Вы знаете сказку о человеке, который тащил поросенка на базар? Но поросенок не хотел идти вперед и тащил хозяина назад, домой. Тогда хозяину пришла в голову одна мысль, и он стал тащить поросенка за хвост обратно к дому, и тогда поросенок уже сам потащил хозяина вперед, в город.

Я снова покосился на фрёкен Сару и уловил легкое движение рядом со мной.

– Нунций тоже здесь, – сказал я. Она подняла голову. – Я хотел, чтобы меня поместили рядом с ним, но стражник приковал меня здесь, как можно дальше от него. Поэтому, увидев вас, я подумал, что если стражник так же глуп, как тот поросенок… – Я замолчал.

Смех, ее милый смех, осторожно всколыхнулся, и все затихло. Потом снова послышался смех, я хотел тоже засмеяться, но что-то в ее смехе насторожило меня. Я поднял глаза. Она сидела, закрыв лицо руками, ее рыдания становились все громче, плечи тряслись.

– Фрёкен Сара, – прошептал я, пытаясь к ней прикоснуться, но цепь была слишком коротка. Я опустил руку, уставился в пол и почувствовал, что мной снова овладевает уныние. Ни помочь, ни утешить кого бы то ни было я не мог.

Узники что-то кричали фрёкен Саре, делали непристойные жесты, но она как будто не замечала их, и они, раздосадованные, заговорили о другом.