– Значит, поймешь чуть позже.

Он протянул руку, ту, с которой снял перчатку, и взялся за мою ладонь. Осторожно, словно я могла вырваться и убежать.

– Птица вчера поступил очень… некрасиво и неосмотрительно, – сказал он вкрадчиво. Таким тоном, за которым чувствуется и второе, и третье дно, и то, что сейчас тебя начнут очень, очень убедительно уговаривать сделать все так, как надо кому-то. Кому-то, но не тебе, потому что ты не знаешь, как вообще тебе быть и что делать. – Я не прошу тебя понимать его и тем более прощать ему это. Но выслушай его, пожалуйста, потому что это в твоих собственных интересах.

– Иначе – что? – спросила я, глядя ему в глаза. – Мне велят идти в комнату и сидеть там, пока не пойму, в чем была не права?

Он приподнял бровь, видимо, не ожидая такого отпора.

– Здесь и сейчас ты права во всем, кроме упрямства, – сказал Ренар. – И никто не собирается сажать тебя под замок, ты слишком важна. Но, поверь, быть марионеткой, которую дергают за ниточки и убирают в шкаф, когда она не нужна, куда хуже и неприятнее, чем быть партнером в игре.

– И чем же я так важна, если при этом я совершенно бесполезна?

Кажется, я снова попала в цель.

Ренар улыбнулся, довольный, как поймавший мышь кот.

– А вот об этом, милая, – сказал он. – Лучше спросить не меня. Вдруг я что-то напутаю?

Я широко распахнула глаза, потому что не ожидала от него, такого честного и прямого, от него, заставляющего меня думать и задавать правильные вопросы, подобного выверта.

Стало сумрачно, словно бы солнце закрыла туча.

Точнее, туча была ни при чем – само солнце, наконец, достигло кромки гор и зацепилось за одну из вершин.

– Пойдем. – Ренар встал и протянул мне руку. – Заберем нашего волшебника, пока он не превратил господина Оденберга в большую надутую жабу. Очень хочу попасть в замок до темноты, а то тропа там такая, что ноги переломать можно.

***

Солнце уходило за горы, луны еще не взошли, и дорога назад, к центру города, была полна серовато-сизых сумерек. Протоптанная тропа через лесок, конечно, не освещалась ничем – только в самом ее начале стоял одинокий фонарь с коптящей свечой. Еще недавно такой светлый и яркий, мир вокруг превратился в чередование теней, темноты и светлых пятен – еловые лапы, стволы деревьев, ощетинившийся голыми ветками кустарник, пустоты там, где ничего не росло. И еле слышное завывание ветра где-то в вышине.

– Что поделать, я не волшебник и фонари щелчком пальцев не создаю, – ответил Ренар на мое ворчливое ойканье, когда я споткнулась о камень, спрятавшийся под снегом.

Он вежливо предложил мне зацепиться за его локоть, и я не стала фыркать и отказываться.

В этих сумерках было что-то жутковатое. Наверное, когда ты оказываешься в темноте в незнакомом месте, тебе в любом случае будет не по себе, но вокруг меня к тому же был лес. Кусочек того самого леса, который я видела с балкона башни, бескрайнего и темного. Настолько глухого, что некоторые дороги в нем, как я убедилась сегодня утром, существовали, но не использовались.

Мне было нужно держаться за чей-то локоть, пока я иду мимо силуэтов спящих деревьев.

– Ренар?

– Что, милая? – он повернул голову ко мне.

В сумерках его лицо казалось бледным пятном.

Яркий цвет волос словно бы выцвел, сгладился, начал превращаться в еще один оттенок серо-сизого.

– Если вокруг игра, я хочу знать ее правила.

Он хмыкнул.

Я не могла разглядеть черты его лица так же четко, как десять минут назад, но мне показалось, что это хмыканье было… довольным и одобрительным.

– Туз в рукаве хочет знать правила, по которым его планируют разыграть, забавно, – сказал он наконец и ласково потрепал меня по плечу. – Не обижайся, пожалуйста, – добавил он виновато. – Шутка слишком хороша, чтобы не сказать ее.

– Туз в рукаве может выпасть, – ответила я. – В самый ответственный момент.

– Справедливое замечание. – Голос Ренара звучал приглушенно, словно бы он не хотел говорить слишком громко. Или устал. Или что-то еще.

Мне самой в этих сумерках почему-то хотелось избегать громких звуков.

– Обычно вопросами правил игры занималась леди Айвеллин, – сказал Ренар. – Вы с ней знакомы.

Я кивнула, но потом поняла, что вряд ли он заметил короткое движение головы, и произнесла это вслух:

– Да. Мы… Нас познакомили.

И с тем, на что способно прикосновение леди Айвеллин, меня тоже познакомили.

– Я знаю, – ответил он так же глухо. – Не буду спрашивать, как тебе понравились дворцы Лорна-Тир. Лин очень…

«Красива, – подумала я, пока он выбирал слово. – И достаточно… безрассудна? Смела? Жестока? Как назвать того, кто решится проверять на прочность ничего не понимающего гостя?»

– Очень хорошо знает правила всяких там игр, – наконец нашелся Ренар. – В силу своего воспитания, происхождения и опыта. У нас с ней мало времени, но мы постараемся научить тебя, как не проиграть и не потеряться. Остальное зависит от тебя.

«Чудесно», – подумала я.

– Есть правильной вилкой и кланяться?

– Отличать один танец от другого, не путаться в собственных юбках и титулах придворных и держать спину прямо, – весело ответил он. – Ну и ставить на место тех, кто решит подойти слишком близко.

– А драться ты можешь меня научить?

Он остановился так резко, что я успела сделать полшага вперед и споткнулась.

– Драться? – уточнил Ренар с недоумением в голосе. – В смысле – правильно замахиваться канделябром? Или… – В его тоне появилась насмешка. – Или ты хочешь научиться убивать врагов ножом для резки фруктов?

– Я не…

Я не собиралась никого убивать, конечно. Но я помнила испуганное выражение на лице Джейны, когда она увидела того… как его? Андре Форжо?

И бесконечные лабиринты коридоров и комнат в парадных покоях одного там принца я тоже помнила.

Бегать по ним, путаясь в юбках, наверное, будет не очень. В случае чего.

Ренар терпеливо ждал моего ответа. Ветки деревьев над нами покачивались на ветру, становилось холоднее и темнее. Где-то вдалеке кто-то пел – незнакомую мне песню, слов которой было не разобрать.

– Я серьезно, – сказала я. – Не убивать, конечно, но… научи меня защищаться. Хоть канделябром, хоть веером.

– И с чего ты взяла, что я могу тебя этому научить? – спросил он осторожно, словно решил проверить мои намерения на прочность.

Я моргнула.

Почему-то моя уверенность в том, что и правда может, была железной, но если подумать, то она ни на чем не основывалась. Может быть, я решила в своей голове, что все мужчины этого мира по умолчанию должны владеть чем-то таким, из того зала, в котором на стене висел портрет красноволосой леди в рыцарских доспехах? Но не могло же быть так, чтобы нет?