Интересно, что Дж. Кеннан, с которого мы начинали рассмотрение политической войны, многие-многие десятилетия назад говорил практически те же слова о российской модели в статье «Истоки советского поведения», вышедшей в 1947 г.: «Есть все основания полагать, что тот упор, который делается Москвой на угрозу советскому обществу из внешнего мира, объясняется не реальным существованием антагонизма, а необходимостью оправдать сохранение внутри страны диктаторского режима. Сохранение такого характера советской власти, а именно стремления к неограниченному господству внутри страны одновременно с насаждением полумифа о непримиримой враждебности внешнего окружения, в значительной мере способствовало формированию того механизма советской власти, с которым мы имеем дело сегодня. Внутренние органы государственного аппарата, которые не отвечали поставленной цели, отмирали. Те же, которые отвечали цели, непомерно разбухали. Безопасность советской власти стала опираться на железную дисциплину в партии, на жестокость и вездесущность секретной полиции и на безграничную монополию государства в области экономики. Органы подавления, в которых советские лидеры видели защитников от враждебных сил, в значительной мере подчинили себе тех, кому они должны были служить. Сегодня главные органы советской власти поглощены совершенствованием диктаторской системы и пропагандой тезиса о том, что Россия — это осажденная крепость, у стен которой притаились враги. И миллионы сотрудников аппарата власти должны до последнего отстаивать такой взгляд на положение в России, ибо без него они окажутся не у дел» ([536], см. еще о Кеннане[537]).

Изучение самой политической войны приводит исследователей из РЭНД к таким ее характеристикам:

• негосударственные акторы могут вести политическую войну с беспрецедентной досягаемостью,

• политическая война использует все элементы национальной силы,

• политическая война использует неидентифицируемые силы и средства,

• информационное пространство представляет собой важное поле битвы,

• раннее обнаружение политической войны требует больших вложений в разведывательные ресурсы,

• политическая война может приводить к неожиданным последствиям,

• экономическое давление является инструментарием сильного участника,

• политическая война использует этнические и религиозные связи,

• политическая война расширяет возможности традиционного конфликта, позволяя достичь результата с малыми затратами.

Как видим, политическая война не зиждется только на смыслах, какими бы революционными они ни были. Разум человека рассматривает их как точку отсчета для создания новых смыслов. По этой причине политическая война строится на более сложных процессах, чем простая передача смыслов, поскольку идет также подключение структур социальных, а не только коммуникативных. Например, исследования продемонстрировали, что рост политической поляризации американцев никак не связан с ростом Интернета ([538], см. также анализ враждебности к представителям другой этничности[539]).

В современных условиях, когда проявление конвенциональной силы по множеству причин ограничено, инструментарий политической войны получает все большее распространение, тем более возникли новые «анонимизированные» пути распространения информации типа соцмедиа, в рамках которых, как правило, теряется истинный источник сообщения.

Начнем с ошеломляющих цифр: от полумиллиона до миллиона японцев настолько погружены в виртуальную реальность, что даже не выходят из дома, проводя в четырех стенах все свое время[540][541]. Их называют хикикомори. Нас всех для них нет, как и мира вокруг.

Перед нами подлинные электронные граждане. Их очень четко описали в Японии, где впервые столкнулись с массовостью этого явления[542]. Как правило, это молодой человек в возрасте более 20 лет из семьи с хорошим достатком. Соответственно, он не хочет ни учиться, ни работать. Японское министерство здоровья, труда и благосостояния в 2003 году сформулировало четкие критерии хикикомори:

• они проводят все время дома,

• не хотят посещать учебу или работу,

• находятся в таком состоянии не менее шести месяцев,

• отсутствие шизофрении и других ментальных отклонений.

Кстати, это старший сын в семье, в котором она пыталась воспитать первенство во всем. То есть на нем было наибольшее давление социальных норм, что в результате и привело к подобному социальному бунту.

Это один полюс взаимоотношений граждан с виртуальной действительностью. Они удовлетворяют в сети все свои социальные потребности и не нуждаются в реальной жизни. Другой — все мы, которые, оставляя свои бесконечные следы в сетевой жизни, помогают затем осуществлять виртуальные интервенции в выборы.

Сегодня в мире после Cambridge Analytica возникают совершенно иные проблемы. Эти данные собраны в сотнях других мести исследований, как можно их охранять, поскольку сегодня по четырем характеристикам фирмы могут назвать фамилию того, кому они принадлежат[543]. То есть ни о какой приватности речь уже не идет.