Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О реальных новых возможностях встраивания российских предприятий в транснациональные технологические цепочки вообще не известно ничего конкретного. Не вдаваясь в дискуссии о том, выгодно ли это России (производства будут загружены, но в стране будет оставаться только зарплата и незначительная часть налогов, а прибыль будет уходить за границу), отметим: в данной сфере современные транснациональные корпорации вполне эффективно обеспечивают свои интересы и без ВТО.
Те сотни российских предприятий, технологический уровень и профиль которых соответствует их потребностям, так или иначе уже включены в их состав либо в их технологические цепочки. Присоединение России к ВТО не изменит ни потребности глобальных корпораций, ни число соответствующих их требованиям российских предприятий.
Таким образом, основным содержательным аргументом в пользу «прыжка в ВТО» являются антидемпинговые расследования, потери от которых оценивались либеральными фундаменталистами в 2000 году в 2,1 млрд. долл. — чуть более 2 % от экспорта.
В 2006 году, говоря в одной из солидных закрытых аудиторий о потерях от неприсоединения к ВТО, которые якобы растут с каждым годом, Греф назвал 2,5 млрд. долл., практически ту же самую величину, — при том, что экспорт в 2005 году вырос почти в 2,5 раза.
Принципиально важно, что в случае присоединения России к ВТО вместо антидемпинговых расследований против нее будут применяться компенсационные меры, потери от которых будут примерно такими же. Так, знаменитое ограничение импорта стали в США ударило по 20 странам, из которых Россия была единственной страной — не членом ВТО.
Либеральные фундаменталисты подчеркивают, что вступление в ВТО позволит создать новый рычаг преобразования государства. При этом полностью игнорируется тот самоочевидный факт, что российское государство не только должно, но и может повышать свою эффективность без внешнего давления, которое может привести к последовательному проведению социально-экономической политики в интересах не России, но ее конкурентов (как это было, как минимум, в 1995–1998 годах).
С макроэкономической точки зрения присоединение России к ВТО — совершенно непростительная роскошь. В страну с относительно неблагоприятным (несмотря на улучшения последних лет, вызванные притоком нефтедолларов) инвестиционным климатом, инвестиции в массовом порядке приходят, только если в нее не могут прийти товары. Широко рекламируемые исключения вроде Болгарии, у которой с инвестиционным климатом и до присоединения к ВТО все было в целом в порядке (и инвестиции в которую пришли из-за ее присоединения не к ВТО, а к Евросоюзу), на деле лишь подтверждают правило.
Для стран, инвестиционный климат у которых, как у России, гарантированно хуже инвестиционного климата развитых стран, существует простая и жесткая дилемма «либо товары, либо инвестиции». Мы своими глазами на протяжении всей экономической реформы видим, что российский автомобильный рынок проще осваивать, инвестируя в строительство заводов в Узбекистане, Чехии и Германии, рынок мобильной связи — в предприятия Эстонии, бытовой электроники — в предприятия Юго-Восточной Азии, рынки качественной сантехники и обуви — в предприятия Европы, текстиля — в предприятия Турции и Китая. Исключения локальны и, как и в случае с Болгарией, лишь подтверждают общее правило. Так, стимулирование Грефом и компанией «отверточной сборки» импортируемых автомобилей убивает российскую промышленность комплектующих.
В целом присоединение к ВТО распахивает внутренний рынок именно для товаров, закрывая его для инвестиций.
Сегодняшняя открытость российского рынка вызвана беспрецедентно благоприятной внешней конъюнктурой. Неизбежное (если не по внешним, то по внутренним причинам) ухудшение экономической конъюнктуры сделает привычную за последние годы открытость непосильной и потребует умеренных протекционистских мер. Это общий для всех непреложный экономический закон.
Всякое снятие ограничений для свободной конкуренции идет на пользу более сильному ее участнику и наносит удар по более слабым. Переживающая национальную катастрофу, по-прежнему деиндустриализирующаяся Россия с ее не столько вымирающим, сколько дебилизирующимся населением и неадекватным управлением является исключительно слабым участником международной конкуренции. Желание снять барьеры для нее, не проводя модернизацию, превращает нашу экономику в трехлетнего ребенка, вылезающего на ринг против Майка Тайсона. «Прыжок в ВТО» служит исключительно интересам наших стратегических конкурентов — транснациональных корпораций, стремящихся навсегда обеспечить себе свободный доступ на емкий внутренний рынок России.
Либеральные же фундаменталисты, как обычно, истово обслуживающие интересы наиболее сильного бизнеса — в данном случае транснациональных корпораций, «взломавших» рынки России и намеренных увековечить это положение, — проводят по вопросу присоединения к ВТО враждебную нашей экономике и разрушительную для нее политику.
Фиктивно-демонстративное государство
Существенно, что современное российское государство совершенно не приспособлено к достаточно жестким требованиям ВТО.
Захватившие экономическую власть либеральные фундаменталисты привычно рассматривают государство не как структурообразующий элемент рынка, но как его непримиримую противоположность. Поэтому они в принципе не видят и не хотят видеть ситуаций, когда единственным инструментом обеспечения экономической свободы является государственное регулирование.
В результате последнее действительно существует преимущественно как способ зарабатывания денег коррумпированным чиновничеством, а не как инструмент проведения нужной стране политики. Именно поэтому в России оно носит фиктивно-демонстративный характер: избыточно там, где без него можно обойтись (например, в сфере выдачи всевозможных разрешений), и недостаточно — там, где оно совершенно необходимо (например, процесс присоединения к ВТО стал замечательным поводом для уничтожения по требованию олигархов мешавшей им, при всей своей слабости, системы стандартизации, что разрушило основы технологической безопасности).
Россия почти не применяет таких почти повсеместно распространенных инструментов защиты рынка, как нетарифные ограничения торговли товарами. Экономические «гуру» либералов заявляют, что низкий курс рубля защищает рынок надежнее любых осознанно применяемых инструментов — хотя реальный курс рубля вернулся на предде— фолтный уровень. В результате прирост потребления вновь, как перед дефолтом 1998 года, на 70–80 % покрывается за счет наращивания импорта. Из-за незащищенности национальных рынков даже рост внутреннего спроса, вызванный исключительно благоприятной внешней конъюнктурой, перестает стимулировать российских производителей и становится фактором прогресса и обогащения наших стратегических конкурентов.
В этих условиях вступление в ВТО не просто лишит Россию общепринятых и необходимых, цивилизованных инструментов защиты рынков. Наша страна окажется в положении, когда любое ухудшение конъюнктуры (причем не только по внешним, но и, возможно, по внутренним причинам) вынудит ее ради сохранения экономики идти на нецивилизованные меры и по сути дела на собственную варваризацию.