– А вы с кем—нибудь из Совета поговорить не пытались? – спросил я, неприятно задетый его словами.

– Да с кем же мне тут говорить?! Пытался с магом обсудить. «Не лезьте, – говорит, – не в свое дело. Вы мастер, вот добычей и занимайтесь». А как ею заниматься, если даже тачек не хватает! Писал, конечно, письма передавал с оказией. И министру колониальных дел, и министру недр, и Совету. Даже до императора дошел! Ответа до сих пор нет. Вы, люди, поразительно легкомысленны! Пауроний – мощь и сила вашей империи, а тут – такой бардак творится! – гном зло сплюнул.

Теперь—то я хорошо понимал, как контрабандистам удается доставать волшебный металл. Если на всех шахтах такие порядки, неизвестно, сколько паурония не доходит до казны. Неприятно было признавать, но мастер прав: странные дела творятся в колониях. Между тем, передохнув после гневной тирады, Триммлер продолжил:

– Да что там! У меня ведь даже Связующего амулета не было! Не положено, говорят! Я бы сам купил, да не по карману. И вот что теперь делать?

Да, Связующий амулет – штука дорогая. Представляете, какой силы должны быть чары, чтобы действовать на любом расстоянии? Мне, например, тоже его не выдали. И вообще, это такая редкость, что я даже толком не знаю, как он выглядит. Думаю, он имеется у офицеров чином не ниже полковника.

После привала Триммлер, видимо, считая, что ему как мастеру положено находиться рядом с командиром, зашагал неподалеку от меня. Двигался он вполне свободно, видимо, мазь дяди Ге действовала и на гномов тоже. Появление сына гор вызвало у Дрианна приступ чрезвычайного любопытства. Он то и дело посматривал на мастера, но задавать какие—либо вопросы побаивался. Вид у гнома был суровый и неприступный, пока он удостаивал беседы только меня и некоторых капралов. На мага же косился с подозрением, что и понятно, учитывая поведение волшебника, с которым ему пришлось иметь дело на шахте.

К вечеру болотистая местность плавно перешла в сухую равнину, покрытую седыми метелками какой—то пушистой травы. Солдаты дружно прибавили шаг, предвкушая отдых в приграничном городке.

– Глянь, лейтенант, вот она, Негани! – сказал Зарайя, глядя на расстилавшийся впереди город с такой гордостью, будто сам его построил. Впрочем, я капрала понимал: тоже был рад попасть туда, где можно поесть чего—нибудь повкуснее сухарей, и отдохнуть, не подскакивая при каждом шорохе. Хотя… о крепком сне на ближайшее время мне следовало забыть.

* * *

– Ты заставляешь меня сожалеть о сделанном когда—то выборе.

– Но, мой господин…

– Почему, задери тебя Варрнавуш, ты не выполнил мое приказание?

– Я пытался, господин! Я атаковал его «Тенью посмертия». Но бастард владеет Темной магией. Он отразил мое заклятие. Больше у меня пока не было возможности разделаться с ним.

– Я предупреждал тебя: никогда не ври мне?

– Но я не вру, мой господин, клянусь своей душой!

– Твоя душа представляет ценность лишь для демонов Мрака. Вот они будут за нее драться. Мальчик не может быть Темным магом, откуда у него взяться таким познаниям? Тех, кто мог бы стать его наставником, можно перечесть по пальцам. Но такого ученика ни у кого из них не было.

– Быть может, он самоучка?

– Для того чтобы создать контрзаклятие против «Тени посмертия», нужно вступить в союз с демоном. Какой самоучка в состоянии это сделать?

– Но он сумел!

– Ничего не хочу больше слышать. У тебя есть десять дней. Видишь, насколько я щедр? Возможно, за это время до него все же сумеет добраться астральный паразит. Мне неинтересно, как именно, но к концу срока мальчик должен умереть.

– Да, мой господин!

* * *

Негани оказалась небольшим городком, бестолково расположенным на плоской равнине. Здесь не было никакого намека на улицы, дома стояли, как Луг на душу положит. Здания, построенные в имперском духе, очевидно, принадлежащие колонистам, перемежались с жилищами местных жителей, похожими на большие шатры из плотной ткани. Эти самые жители отличались от виденных мною в джунглях дикарей. Мужчины, все как один, были горбоносыми, бородатыми, с резкими чертами лица. Они носили просторные белые одеяния, почти достигавшие земли. На головах возвышались странные головные уборы, сделанные из большого куска хитро намотанной во много слоев ткани. Вид у этих людей был самый воинственный, впечатление усиливалось при виде висящих на поясе коротких кривых сабель. В отношении прекрасной половины неганийцев ничего внятного сказать не могу, потому что они были похожи на бесформенные кули. Черные мешкообразные платья с длинными рукавами, закрывающие все, что только можно, прелестно сочетались с черными же покрывалами, которыми зачем—то были до самых глаз занавешены лица женщин. Я озадачился вопросом: как же они, бедняжки, должны чувствовать себя в такой жаре? Дамочки пугливо семенили по узким кривым проулочкам, шарахаясь в сторону при виде нашей роты. Только черные очи лукаво поблескивали над уродливыми тряпками, недвусмысленно показывая, что появление воинов не оставляет их равнодушными. Женскую сущность, знаете ли, не спрячешь, хоть чем ее занавесь.

Первым делом мы отправились в трактир, очень уж хотелось нормальной еды. Наши надежды оправдались: оказывается, здесь уважали баранину, которую полагалось запивать кислым красным вином. Давно я не получал такого удовольствия! Трактирный зал был крохотным, а посетителей хватало. Поэтому вся рота вольготно расположилась на улице, за столами, на грубо сколоченных деревянных скамьях, видимо, поставленных здесь специально для визитов солдат из местного гарнизона. Воздали должное местной кухне. По левую руку от меня уселся Дрианн, по правую – мастер Триммлер. Гном, видимо, решив вознаградить себя за пережитые испытания, налегал на вино. Через некоторое время, разгоряченный обманчиво слабым, но коварным напитком, он принялся ругательски ругать людские законы. Сидевший напротив Добб решил вступиться за честь рода человеческого, но весьма оригинальным способом. Выслушав все претензии, которые мастер предъявил Галатону, он заявил:

– Ну и что? А у вас зато песен хороших нет!

– Как это нет?! – гном возмущенно пристукнул глиняной кружкой по столу.

– А если есть, так спой!

– Сейчас… – Триммлер долго настраивался, откашливался, что—то мучительно припоминал, затем разразился потоком резких, гортанных и, на мой взгляд, чрезвычайно немузыкальных звуков.

Пел он долго, и во внезапно наступившей тишине все воины с изумленным почтением внимали его руладам.

– Эк его разбирает! – сочувственно произнес Давин, когда гном издал особенно странный вопль.

Наконец, песня, если ее можно так назвать, закончилась, и новоявленный бард горделиво обвел взглядом безмолвных воинов. Кто—то сказал:

– Ну, хорошая боевая песня!

– Боевая? – возмутился мастер Триммлер. – Я пел про любовь!