Он ожидал, что слово возьмет Этьен, и когда вперед вышел Маэ, так удивился, что не мог удержаться, и добавил:

- Как! Это вы? Такой примерный рабочий, такой Здравомыслящий человек, старейший углекоп в Монсу! Ведь ваш род работал в шахтах с первого удара обушком... Нехорошо, нехорошо! Я крайне огорчен, что вы оказались во главе смутьянов!

Маэ слушал его, потупив глаза. Затем заговорил, сперва неуверенным, глухим голосом:

- Господин директор! Товарищи потому и выбрали меня, что я человек спокойный и ни в чем дурном не замечен. Сами, значит, можете убедиться, что не какие-нибудь буяны взбунтовались, не озорники, которым только бы набезобразничать. Мы одного хотим: чтобы было по справедливости. Надоело нам голодать, и думаем, что настало время так устроить, чтобы у нас хоть хлеб-то был каждый день.

Голос его окреп. Он поднял глаза и говорил теперь, устремив взгляд на директора:

- Вы же хорошо понимаете - не можем мы принять ваши новые расценки... Вот нас обвиняют, что мы крепление плохо ставим... Верно, больше бы надо времени на эту работу тратить! Но если бы мы делали ее как следует, наш поденный заработок стал бы еще меньше, а ведь мы и так не можем на него прокормиться, - стало быть, конец нам придет, уморите вы своих рабочих! Платите нам больше, и мы лучше будем ставить крепь, будем тратить на крепление столько часов, сколько надо, а сейчас мы прежде всего в забоях надрываемся, потому как только уголек нас и выручает. А иначе нам с вами не сговориться. Хотите, чтобы работу делали, платите за нее. А вы что придумали? Просто в голову никак не лезет, честное слово! Снижаете плату за вагонетку и будто бы помогаете нам наверстать этот низкий расценок тем, что отдельно платите за крепи. Будь это даже правда, все равно нас бы обкрадывали - ведь на крепление требуется очень много времени. Но уж очень обидно, что это даже и неправда: ровно ничего нам Компания не возмещает, а просто-напросто кладет себе в карман по два сантима с вагонетки, вот и все!

- Правильно! Правильно он говорит, - загудели вокруг делегаты, видя, что г-н Энбо сделал резкий жест, как будто намереваясь прервать оратора.

Впрочем, Маэ не дал директору говорить. Он разошелся, ему уже не приходилось подыскивать слова. Мгновениями он удивленно прислушивался к своей речи, словно кто-то посторонний, а не сам он, говорил тут перед директором. Столько всего накипело в душе, - он даже и не знал, что все это в ней таилось, и вот теперь сердце не могло сдержать горькой обиды. Он говорил о нищете всех своих товарищей, о тяжком труде, о скотской жизни, о том, что в домах углекопов плачут голодные дети. Он приводил в пример жалкие получки рабочих за последнее время, - семья слезами обливалась, когда отцы приносили домой этот издевательски малый заработок, который еще ухитряются обкорнать штрафами и вычетами за вынужденные простои. Да неужели так-таки и решили погубить людей?

- И вот, господин директор, - сказал он в заключение, - мы и пришли вам заявить: подыхать так подыхать, а коли подыхать, так не для чего надрываться... По крайности, хоть не мучиться на работе... Мы ушли из шахт и не спустимся туда, пока Компания не примет наши условия. Компания желает снизить расценок за вагонетку и платить за крепление отдельно. А мы хотим, чтобы платили, как раньше, - за то и другое вместе, и требуем еще прибавки пять сантимов с вагонетки. А теперь сами смотрите, уважаете ли вы справедливость и труд.

Послышались слова углекопов:

- Верно... Правильно он сказал. Мы все так думаем... Мы только требуем, чтобы по справедливости...

Другие молчали, но и без слов, кивками одобряли выставленные требования. Никто теперь уже не замечал роскошной обстановки директорской гостиной, позолоты, вышивок, парчи, каких-то непонятных старинных вещей; никто не чувствовал под ногами мягкого ковра, который углекопы примяли своими тяжелыми башмаками.

- Дайте же мне ответить, - рассердившись, закричал наконец г-н Энбо. Прежде всего, это неправда, что Компания выгадывает по два сантима на вагонетке. Давайте посмотрим расчеты.

Последовал беспорядочный спор. Желая внести раскол в ряды делегации, директор обратился за поддержкой к Пьерону, но тот увернулся, забормотав что-то невнятное. Зато Левак вздумал показать себя главой самых решительных, но все только путал, утверждал то, чего не знал. В обтянутой штофными обоями комнате, где уже стало жарко, как в оранжерее, поднялся громкий гул голосов.

- Если вы будете говорить все разом, нам не столковаться! - воскликнул г-н Энбо.

К нему вернулось самообладание, учтивая непреклонность, лишенная злобной язвительности, как это и подобает управителю, который получил приказ от хозяев и намерен заставить подчиненных выполнить его. С первых же своих слов он не сводил взгляда с Этьена и всячески старался втянуть его в обсуждение, но Этьен упорно молчал. Бросив спор о двух сантимах, г-н Энбо вдруг поставил вопрос шире:

- Нет, лучше скажите правду, признайтесь, что вы поддались возмутительному подстрекательству. Ведь это теперь сущая чума: новые веяния проникают всюду и развращают лучших рабочих... Ах, да я ни от кого не требую исповеди, я и так прекрасно вижу, что вы совсем изменились... Куда девалось ваше прежнее спокойствие! Вам много чего наобещали, не правда ли? Посулили, что у вас масла будет больше, чем хлеба, сказали что пришло для вас время стать хозяевами... Словом, вас завербовали в этот пресловутый Интернационал, в эту армию разбойников, которые мечтают разрушить общество...

Этьен не выдержал:

- Ошибаетесь, господин директор. Ни один углекоп в Монсу еще не вступил в Интернационал. Но если их толкнут на это, все шахты вступят в него. Все зависит от Компании.

И с этой минуты борьба пошла только между г-ном Энбо и Этьеном, словно других делегатов тут и не было.

- Компания - спасительница рабочих, напрасно вы ей угрожаете. В этом году Компания отпустила триста тысяч франков на строительство поселков, а потраченные на это дело деньги не приносят ей и двух процентов. Я уж не говорю о пенсиях, которые она дает рабочим, о выдаче угля, о лекарствах... Вы как будто человек умный, за несколько месяцев вы стали одним из самых умелых наших рабочих, так не лучше ли вам распространять вот эти бесспорные истины, чем губить себя, якшаясь с людьми, которые пользуются дурной славой. Да, да - я имею в виду Раснера. Нам пришлось расстаться с этим субъектом для того, чтобы спасти наши шахты от заразы социализма... А вас постоянно видят у него, - несомненно, он и подсказал вам мысль создать кассу взаимопомощи, которую мы охотно бы терпели, будь она только сберегательной кассой, но ведь мы чувствуем: это - оружие против нас, резервный денежный фонд для ведения войны. И в связи с этим я должен вам сообщить, что Компания намерена взять в свои руки контроль над вашей кассой.

Этьен дал директору выговориться и слушал, глядя ему прямо в глаза; от нервного возбуждения губы его чуть-чуть вздрагивали. Когда г-н Энбо умолк, он усмехнулся и ответил ровным тоном:

- Это новое требование! До сих пор вы, господин директор, не считали нужным добиваться контроля над кассой. Только вот беда, мы хотим, чтобы Компания меньше опекала нас, не разыгрывала бы роль провидения и просто-напросто проявила бы справедливость - давала бы то, что нам причитается, а не присваивала себе наш заработок. Разве это честно - при каждом кризисе морить рабочих голодом, чтобы спасти прибыли акционеров?.. Господин директор, что ни говорите, а ваша новая система - это замаскированное снижение заработной платы, и это нас возмущает! Если Компании нужно навести экономию, то она поступает очень дурно, делая это за счет рабочих.