– Что ж, мессир прево, приказали вы освободить эту даму?

– Нет, сир, – смущенно пролепетал прево.

– Как нет? Что же мой приказ, по-вашему, был поддельный? Или вы не узнали моей печати?

– Конечно, узнал, сир, но, прежде чем выполнить ваш приказ, я хотел бы с вами побеседовать, и я весьма доволен, что беседа произойдет при его светлости Артуа, – ответил Жан де Милон и все так же смущенно взглянул на Робера. – Эта дама призналась...

– В чем призналась? – спросил Робер.

– Во всех мошенничествах, ваша светлость, в подложных подписях, поддельных бумагах и еще во многом другом.

Роберу удалось овладеть собой, он даже сумел сделать вид, что все это только милая шутка, и, пожав плечами, воскликнул:

– Конечно, раз ее подвергли пытке, она еще не в том могла признаться! Вот если бы я приказал вас пытать, мессир де Милон, ручаюсь, вы признались бы, что хотели совратить меня на содомский грех.

– Увы, ваша светлость, – возразил прево, – эта дама заговорила еще до всяких пыток... просто со страха заговорила, со страха, что ее будут пытать. И назвала десятки сообщников.

Филипп VI молча уставился на своего кузена. Казалось, в мозгу его совершалась какая-то новая работа.

Робер почувствовал, как защелкнулась за ним ловушка. Король, который исколотил при свидетеле собственную супругу за то, что она воспользовалась его печатью и послала фальшивый приказ, такой король не так-то легко выпустит из рук одну из ничтожных своих подданных, признающуюся в тех же преступлениях, даже ради того, чтобы угодить своему самому близкому родичу.

– Что ты посоветуешь, брат мой? – спросил Филипп, все еще не спуская с Робера глаз.

Робер понял, что спасение его зависит от ответа: во что бы то ни стало надо разыгрывать прямодушие. Черт с ней, в конце концов, с этой Дивион. Пусть она оговорила его или еще оговорит, он упорно будет стоять на своем – все это бесстыдная ложь.

– Взываю к вашему суду, государь брат мой! – заявил он. – Велите бросить эту женщину в каменный мешок, и, если она меня оболгала, знайте, я потребую от вас применить к ней самые строгие меры.

И в то же самое время он ломал голову над вопросом: «Но кто же мог сообщить обо всем этом герцогу Бургундскому, кто?» И вдруг сам собой пришел ответ, ответ простой, но несомненный. Ибо существовала на свете одна лишь особа, которая могла сказать герцогу Бургундскому или даже самой королеве, что Дивион находилась в Конше, – Беатриса...

Только в самом конце марта, когда на Сене начался весенний паводок и воды ее затопляли берега, заливали подвалы, рыбаки выловили неподалеку от Шату мешок, плывший по течению, а когда мешок развязали, там оказался труп обнаженной женщины.

Все жители деревни, шлепая по грязи, сбежались поглазеть на страшную находку, и матери, щедро награждая пощечинами своих ребятишек, орали на них:

– А ну-ка, марш по домам, такие-сякие, нечего вам тут торчать!

Тело безобразно распухло и уже отливало зловеще-зеленоватым оттенком разложения: должно быть, оно находилось в воде больше месяца. Однако нетрудно было догадаться, что покойная была еще молода. Ее длинные черные волосы, казалось, шевелятся, а это просто лопались в них пузырьки воздуха. Лицо было искромсано, рассечено, изуродовано так, чтобы труп нельзя было опознать, а на шее виднелись следы шнурка.

Рыбаки, хоть их и мутило при виде этой гнусной падали, все же, поддаваясь какому-то нечистому влечению, пихали баграми мертвое тело.

Вдруг изо рта утопленницы хлынула переполнявшая ее вода, труп шевельнулся, и казалось, вот-вот оживет, отчего кумушки с визгом бросились врассыпную.

Наконец появился бальи, которого известили о страшной находке, он задал присутствующим несколько вопросов, повертелся вокруг покойницы, осмотрел найденные в мешке при трупе предметы, которые разложили сохнуть на траве: козий рог, восковая фигурка, завернутая в тряпицы и исколотая булавками, грубо сделанная оловянная дароносица с выгравированными на ней сатанинскими знаками.

– Это колдунья, – объявил собравшимся бальи, – и убили ее такие же, как она, после шабаша или черной мессы.

Кумушки перекрестились. Бальи приказал немедля зарыть покойницу со всем ее мерзким скарбом в рощице, подальше от деревушки, и молитв над ней не творить.

Это чисто сделанное и прекрасно замаскированное преступление совершал не кто иной, как Жилле де Нель, следуя добрым урокам старика Лорме де Долуа, и даже кончилось оно именно так, как желалось убийцам.

Робер Артуа отомстил Беатрисе за ее предательство, но это, в сущности, отнюдь не означало, что он восторжествовал над своими врагами.

А уже третье поколение жителей Шату не знало, почему вон ту рощицу ниже по течению Сены зовут «Колдуньиным лесом».

К середине мая по всей Франции разъехались в сопровождении трубачей герольды в королевских ливреях, и в каждом городе на площадях, в посадах на всех перекрестках, перед замками сеньоров они делали остановку. Трубачи трубили в длинные свои трубы, с которых свисал вышитый королевскими лилиями флажок; герольд разворачивал пергамент и начинал громовым голосом:

– Итак, слушайте, слушайте! Да знает каждый принц, сеньор, барон, рыцарь и оруженосец герцогства Нормандского, Бретонского и Бургундского, графств и пограничных марок Анжу, Артуа, Фландрии и Шампани и всех прочих, будь они из сего королевства или из какого другого королевства христианского, ежели не изгнаны из страны и не враги короля, государя нашего, коему да пошлет господь жизнь долгую, – что в день святой Люсии, шестого июля, возле города Эвре благородное ратное игрище с изрядным турниром произойдет, где биться будут на палицах надлежащей длины и мечах, и быть облаченну в ратные доспехи для оного дела, в шлемы, кольчуги и поножи с гербами благородных участников игрища, как подобает по старинным обычаям нашим.

Каковую потеху начнут вельми высокородные и властительные принцы, вельми грозные сеньоры, наш возлюбленный государь Филипп, король Франции, рыцарь зачинщик, и государь Иоганн Люксембургский, король Богемии, вызов принявший. И посему надлежит знать всем принцам, сеньорам, баронам, рыцарям и оруженосцам названных выше марок и прочих краев, к какой бы нации они ни принадлежали, кто выразит желание и намерение в игрищах участие принять, дабы на ристалище честь себе завоевать, да имеет при себе значок, который мы здесь вручим, дабы признаны они были участниками турнира, и для сего обратиться ко мне тем, кто пожелает таковой приобресть. А при конце турнира присуждаться будут почетные и богатые награды, кои вручат высокородные дамы и девицы.

И еще объявляю всем принцам, баронам, рыцарям и оруженосцам, кои намерены на турнире биться, прибыть в указанное выше место, город Эвре, и разместиться на постоялых дворах за четыре дня до упомянутого выше турнира, дабы выставить на окне герб свой и штандарт свой поднять, под угрозой к упомянутому выше турниру допущенному не быть. И сие всем сеньорам ведать через моих глашатаев надлежит, и за сим прошу меня не судить, буде на то ваша милость.