Шарлотта снова принялась расхаживать по комнате.

— Мне до сих пор в это трудно поверить. Хотя я уверена, что Эфраим запел бы по-другому, узнай он, что у меня двое детей. Его интерес ко мне мигом бы улетучился, когда б сообразил, что ему предстоит стать отчимом двум малышам. Я не сомневаюсь в этом. Да, не сомневаюсь.

Слушая Шарлотту, я не могла определить, действительно ли она так уверена или только пытается убедить себя, что ее утрата не столь уж горька.

Печальный факт заключался в том, что никто не мог сказать, насколько сильно Эфраим Кросс любил Шарлотту. И как бы отреагировал, узнай о ее детях. А теперь уже никто не скажет.

На меня вдруг накатила усталость. Особенно устали ноги. В конце концов, мебель создана для того, чтобы на ней сидеть! Я подошла к белоснежному диванчику и бухнулась на него прямо посередине.

Шарлотта, смахивая слезы, рассказывала о том, что произошло в тот день, когда умер Эфраим. Похоже, она даже не заметила моего маневра.

Они с Эфраимом завели привычку встречаться по средам и пятницам. В ту среду, когда погиб Кросс, Шарлотта вернулась с работы, ожидая услышать сообщение на своем автоответчике о времени и месте встречи.

— Сначала, — пояснила Шарлотта, — я назначала свидания, посылая короткие записочки в его офис…

Я могла бы кое-что рассказать на этот счет, но промолчала. Вероятно, одну из этих записочек и нашла Тиффани в машине своего отца.

— Но потом решила поступать иначе — ждать, когда он позвонит. — Шарлотта вздохнула и подняла на меня глаза. — Понимаешь, я не хотела, чтобы он подумал, будто я бегаю за ним.

Господи помилуй! Ничего подобного я не слыхала со школьных лет!

Шарлотта умолкла, часто и прерывисто дыша. Мне вдруг почудилось, что она сейчас упадет в мои объятия и разрыдается. Возможно, Шарлотта не любила Эфраима Кросса, но она определенно дорожила им.

— Продолжай, Шарлотта, — мягко попросила я.

То и дело останавливаясь, чтобы справиться с дыханием, Шарлотта поведала, что запретила Кроссу звонить в агентство, дабы никто не узнал его голос. Вместо этого он звонил ей домой и оставлял сообщения на автоответчике. Сообщения звучали всегда приблизительно одинаково: "Лютик, жду тебя там-то и во столько-то. Сгораю от нетерпения, любовь моя". Шарлотта опять вздохнула.

— Эфраим был всегда таким романтичным. И всегда говорил по-французски…

Я крепилась, как могла. Одно из его любимых выражений было "рэзон д'этр", не правда ли?

— …и всегда дарил мне цветы…

Догадываюсь какие.

— …и писал очаровательные любовные записки.

Вроде той, что ты спрятала в моем бардачке?

— Он был ужасно милым, — вспоминала Шарлотта. — Эфраим неизменно давал мне понять, что я самая главная женщина в его жизни.

Не стану спорить. Возможно, Шарлотта и была самой главной женщиной в жизни Кросса. А кем для него были тогда жена и дочь?

Однако в прошлую среду, когда Шарлотта вернулась с работы, сообщения не было. Никакого. А на следующее утро она прочитала в газете о его смерти.

Шарлотта перестала расхаживать и застыла напротив меня.

— Мы с Эфраимом часто встречались в парке Чероки, но, Скайлер, каким образом кто-нибудь мог узнать об этом?

У меня к концу рассказа уже были кое-какие предположения.

Я поерзала на диване, оставляя первые морщинки на безупречно гладкой поверхности.

— Скажи-ка, Шарлотта, с твоего автоответчика можно получить сообщение на расстоянии, просто набрав твой номер и код?

Шарлотта кивнула, ее глаза округлились.

— А нельзя ли, случаем, тем же способом стереть сообщение?

Шарлотта опять кивнула, и тут я решила, что было бы весьма кстати взглянуть на ее автоответчик.

Аппарат стоял в спальне, на ночном столике рядом с кроватью, работал он по тому же принципу, что и мой собственный. Код был выбит на внутренней стороне крышки.

Добраться до него было проще пареной репы: поднять крышку и посмотреть.

Я стояла у аккуратно заправленной кровати Шарлотты и пялилась на код.

И чувствовала, как у меня пересыхает во рту.

Спальня Шарлотты была столь же идеально опрятной, как и гостиная. Тюлевые шторы, кружевное покрывало — такие спальни обычно показывают в рекламе стиральных порошков. Но сейчас интерьер мало занимал меня. Мое внимание было приковано к коду из трех цифр, выбитому под крышкой автоответчика. Четыре-восемь-восемь.

Легко запомнить.

Выходит, убийца Эфраима Кросса мог преспокойно позвонить на автоответчик Шарлотты, выслушать сообщение, оставленное Эфраимом в ту среду (несомненно, Кросс предлагал любимой встретиться в парке Чероки), а затем стереть сообщение. И все это он проделал со своего телефона, даже близко не подъезжая к дому Шарлотты.

У меня не мог не возникнуть вопрос:

— Скажи, кто у тебя бывал с тех пор, как ты купила эту штуковину?

Она глянула на меня так, словно я попросила пересказать наизусть телефонный справочник.

— Да автоответчик у меня уже пять месяцев. Нелегко припомнить каждого, кто ко мне заходил.

Но я не собиралась сдаваться.

— Шарлотта, ты украла мое имя, номер моей социальной страховки, фотографию из моего бумажника и бог знает что еще. И теперь ты отказываешься напрячься и вспомнить? Ради меня?

Я обращалась к Шарлотте с просьбой, не более того. Но, как я уже упоминала, неделя выдалась тяжелая, поэтому, вероятно, в голосе прозвучала невольная угроза.

Она вздрогнула и отшатнулась.

— Ну… как-то заезжал Джарвис, чтобы забрать бюллетень по недвижимости, который я по ошибке прихватила домой.

Так-так. Это уже интересно.

— Джарвис был здесь?

— В моей спальне? О боже, нет! — Шарлотта пришла в ужас от такого предположения.

Я ее понимала: Джарвис в спальне — это просто кошмар!

— Сюда он точно не заходил, — торопливо продолжала Шарлотта. — Насколько я помню, он вообще дальше столовой нигде не был. Я оставила бюллетень там, на столе, поэтому просто вручила его Джарвису, и он уехал.

— Значит, Джарвис все время был у тебя на виду?

Шарлотта энергично закивала, ее волосы — точь-в-точь как у Алисы из Страны Чудес — зашелестели.

— Все время, — подтвердила она.

Если Шарлотту не подводила память, Джарвиса придется исключить из списка подозреваемых.

— Вспомнила, — встрепенулась Шарлотта. — Барби заходила несколько раз — одолжить украшения, а потом чтобы их вернуть. — Она указала на шкатулку, стоявшую на туалетном столике.