Прежде чем ответить, девушка криво улыбнулась:

– А ему только и осталась одна рудня, чтобы доказать мне свою мужскую силу. Если он не докажет, то я имею право уйти от него к другому.

– Не пойму. Ты об этом жалеешь?

– Очень! Очень жалею, что не могу… – она сделала паузу и даже наклонилась к лежащей целительнице, – уйти раньше! Я люблю другого! И не желаю быть с этим мерзким подонком, поддельным клайденом! И то, что я тебе сейчас скажу, касается только нас: если ты попытаешься меня оклеветать, я от своих слов откажусь и буду клеветать на тебя в ответ. Мало того, я тебе клянусь, что если ты его вылечишь и он меня покроет, то я лично тебя убью! Если это не удастся сделать мне, за меня отомстит мой любимый. Так что мой тебе совет: убей Кавана, как ты убила казначея!

Как раз к концу этой страстной речи на входе показался обеспокоенный атаман, разыскивающий свою возлюбленную. Она его заметила первой, и ее лицо расцвело притворной, счастливой улыбкой. Не дожидаясь приближения мужчины, поспешила к нему навстречу со словами:

– Она такая милая! Но так устала! Пусть отоспится, бедняжка!

Вашшуна покосилась им вслед, опять откинулась на подушку и погрузилась в тяжкие размышления: «Как тут у них все перепутано! И ведь и в самом деле не пожалуешься атаману на его объект жуткой страсти. Ни он не поверит, ни я доказательств не имею. К тому же это ее утверждение об ином, любимом ею мужчине звучало более чем правдиво. И даже, кто он такой, догадаться невозможно. Если уж сам атаман не подозревает о наличии у него за спиной разлучника-конкурента, то и я его высчитать не сумею. Для этого надо несколько вашшун иметь в помощницах и всех мужчин проверять перекрестным допросом. Ну а что тогда делать? Если я не сделаю лекарства, атаман меня убьет. Если сделаю, упокоит эта чернавка со своим любовником. Плюс еще масса всяких непонятных обстоятельств, которые действуют против меня. Как же выкрутиться из такой ситуации? Неужели придется копить силы и попросту убивать здешнего лидера, вместо того чтобы вылечить? Хорошо, что у меня еще есть три дня. Что-нибудь да придумаю».

Наивная! Это она так думала, что у нее есть три дня!

Управляемые неведомым закулисным кукловодом, трагические события стали развиваться уже следующей ночью.

Народ выспался за целый день отлично, тем более что наверх, на лесную поляну гулять да бражничать ушла всего лишь половина ватаги. Да и тем было скучновато без оставшихся внизу женщин, которые откликались на настойчивые приглашения повеселиться с явной неохотой. Как будущие матери они гораздо больше переживали и беспокоились об ожидаемом потомстве и ради этого были готовы вообще не показываться на поверхности. Изготовление загадочных лекарств их прельщало намного больше.

То есть во внутренностях пещер царил постоянный людской водоворот, в котором и сведущему человеку запутаться казалось нетрудно. Большинство старалось сготовить пищу и покушать внизу, и это тоже создавало дополнительную толчею. Причем как раз частенько толпились именно в самых посещаемых по жизненной необходимости местах. Имеются в виду санузлы. Здесь они располагались в конце двух тоннелей, зигзагами уходящих далеко в сторону от пещер. Самое интересное, что эти тоннели имели в своей протяженности достаточно узких проходов между собой по всей протяженности. Их за века пользования никому и в голову не пришло закладывать глухими стенами. Но так уж было принято: женщины ходили по своим нуждам по правому, а мужчины по левому тоннелю.

Вполне естественно, что и Шаайле пришлось туда частенько наведываться. Но в одной из таких отлучек ее на повороте перед тоннелями перехватил довольно импозантный с виду мужчина. Он носил на себе надраенную до блеска кирасу, открытый шлем и некое подобие сабли в дорогих ножнах. Причем действовал он со всей возможной деликатностью и предупредительностью:

– Уважаемая целительница, попрошу только одну минутку твоего внимания!

– Да. Я слушаю.

– Спешу представиться: новый казначей нашего великолепного воинского отряда. Зовут меня Барс, и хочу заверить тебя в моей личной симпатии. Если будут хоть какие-либо трудности или недоразумения, смело обращайся ко мне. Я сделаю все возможное, чтобы никто не мешал твоей работе. При этом готов безропотно ждать результаты как угодно долгое время.

Вполне естественно, что такой акцент вашшуну заинтересовал. Да и сам мужчина, лет тридцати пяти с виду, вызывал непроизвольное доверие и уважение только одним видом. Но не лучше ли таких людей проверять прямыми вопросами? Вот она и спросила:

– А если ты вдруг почувствуешь мужскую слабость, не станешь сразу бросаться на меня с кулаками?

– Ни в коем случае! Как раз именно работу из-под палки я ненавижу всеми фибрами своей души. Поэтому и жить среди рабов мне было тошно с раннего детства. А уж такие важные и основательные дела, как производство лекарств, следует всегда проводить с особой осторожностью. Ведь самое золотое правило целителя – это «Не навреди!». Верно?

– Ты, я вижу, весьма образованный человек.

– Наверное, и поставили потому подсчитывать богатства нашего отряда, – пошутил Барс. – Что считать умею! – И уже начал учтиво кланяться в расставании, словно при каком-то царском дворе, как вспомнил самое важное: – Ах, чуть не забыл! Спешу сразу обрадовать тебя, что по нашим законам если ты сумеешь оказать всей нашей дружине значительную помощь, то тебе в награду полагается треть нашей казны. Это наша нерушимая веками традиция. Причем тебе самой будет разрешено выбирать: или сокровища, или деньги, или древние волшебные артефакты.

– А у вас здесь и такие есть? – поразилась девушка.

– Разве тебе об этом Кабан не сказал? – не менее сильно поразился казначей, после чего его вид стал невероятно расстроенным. – Так и знал, что этот влюбленный болван все забудет! Ну как так можно себя вести? И я еще слышал, что он на тебя кричал и что-то требовал?

– Ну да. Он хотел выздороветь, – замялась вашшуна, подбирая слово, – чуть ли не вчера.

– Ха-ха! Как это на него похоже! Но ты не волнуйся, я переговорю с ним немедленно. Пусть он и клайден, пусть и атаман, но законам нашей дружины и он обязан подчиняться. Было очень интересно побеседовать! До встречи!

Развернулся и поспешил по своим делам.

«Жаль, что он так быстро ушел, – досадовала Шаайла, двигаясь по слабоосвещенному правому тоннелю к туалетным комнатам. – Только хотела его спросить про ту чернавку. Хотя что толку? Она все равно будет отрицать свои замыслы, да и ей поверят больше. Вот если бы с казначеем ближе пообщаться, да чтобы никто нас не подслушал, вот тогда можно было бы сразу все угрозы устранить».

И чуть не споткнулась о тело лежащего… атамана!

Причем полураскрытый рот и белки раскрытых глаз сразу подсказали целительнице, что мужчина мертв. Но одно дело – видеть. И совсем другое – убедиться окончательно. И она рухнула на колени, прикасаясь ладонями к шее лежащего.

Тут же где-то за спиной раздался истерический женский визг, переходящий в истошный крик: