— Я у Павла на очереди за этой книжкой, так что, Данила Павлович, занимай за мной, а то Яшка прибежит, опередит тебя.

— Яшка обязательно прибежит, но только не по этому поводу, — хитро улыбнулся Федонин.

— Опять с мужиком что-нибудь учудили?

— А ничего особенного. Сам напросился.

— Вы без шуточек не можете.

— Да не защищай ты его, Зойка. Сама знаешь этого жучка не хуже меня. Всё он перерабатывает больше всех… Вот мы с Толупанчиком и решили проверить его на вшивость.

— Что на этот раз?

— В пятницу засиделись. Ты же раньше убежала, а мы с Сашком запоздравлялись по случаю его юбилея. Одни мужики остались, вот Яшка и начал опять выступать по поводу того, кто больше всех в следственном отделе работает. Послушать его, так он один и пашет… Прямо и днём, и ночью, выходных не пропускает… Вот Данила не даст соврать…

Федонин не успел договорить, как дверь отворилась. На пороге стоял фигурант повествования, Яков Готляр, прокурор следственного отдела.

Федонин прикусил язык.

Все замолчали. Вопреки всем канонам вежливости, с виду этот эталон интеллигентности, Готляр почему-то предпочитал в любые кабинеты входить без стука. Даже к Игорушкину он сначала просовывал в приоткрытую дверь голову, затем спрашивал: «Можно?», — после чего входил, не стучась; видимо, родители не заложили в его гены нужную цифру кода.

Яков, почуяв к себе неестественно повышенный интерес, оглядел собравшихся и, не усмотрев ничего тревожного и предосудительного, остановил взгляд на книжке, которую всё ещё держал в руках Ковшов.

— Кто счастливчик? — воскликнул он, выхватив книжку. — Где купил? Мне говорили, в наших магазинах она ещё не появлялась. На складах в рыболовпотребсоюзе достал? Глазин одарил?

— Прямо пулемётная очередь. Засиделся, видать, на совещании-то, — недовольно пробурчал Федонин.

Ковшов хранил молчание. Зинина тоже не сочла нужным говорить.

— Мне рассказывали, что приврал там маршал. Ради того, чтобы мемуары издали, пошутил с историей. Не хотели книгу печатать, — тараторил Готляр, не обращая внимания на молчание. — Пришлось ему вспомнить то, чего не было на самом деле. Фронтовики не одобряют…

— Что же он приврал? — набычился Федонин.

— Да про расширение новороссийского плацдарма, что Малой землёй у них именовался, который Леонид Ильич Брежнев тогда оборонял…

— Ну и что?

— Советоваться, будто, хотел Жуков с Брежневым, специально для этого прилетел из Генштаба. Отобьётесь, мол, не отобьётесь своими силами от немчуры…

— Больше ему делать было нечего, как туда летать, — недовольно буркнул Федонин и насупился. — Маршал да к начальнику политотдела…

— Вот и говорят, что слукавил маршал ради выпуска книги, три года её издательство держало в подвалах.

— Врут всё! — отрезал Федонин. — Не станет Георгий Константинович мараться из-за этого!

— Не знаю, не знаю. Молва идёт. Чья книга-то?

— Ты поменьше на «барахолку» ходи, да слушай там разную брехню! А книга моя, — Федонин отобрал мемуары у Готляра и бесцеремонно опустился на стул, всем своим сосредоточенным видом давая понять, что разговор на эту тему закончен. — Сам не читал ещё.

Готляр как ни в чём не бывало крутанулся на высоких каблуках модельных ярких туфель, вопрошающе всмотрелся в Зинину, а затем в Ковшова.

— За мной будете, Яков Лазаревич, — понял его без слов Ковшов, — а я за Зоей Михайловной очередь за книгой застолбил.

— Не забудь, — Готляр вальяжно расположился на стуле, поближе к аквариуму, постучал по стеклу сбежавшимся к его пальцам рыбкам, откинулся на спинку, потянулся всем телом: — Ужасный день. С утра голова болит. Зой, у тебя никаких таблеток нет?

— Анальгин? — без интереса спросила Зинина.

— Нет. Не пойдёт. Чего-нибудь импортного, помягче.

— Ты Сонечке своей звони. У меня таких деликатесов нет. Я сплошь только наше потребляю, отечественное.

— Злоупотребил вчера? — с понятием посочувствовал Федонин. — Добавил после юбилея с Толупанчиком?

— Какой там! — замахал руками Готляр. — Ты же видел, Павел, какой портфель я домой попёр. Сашок помогал ещё его тащить. Из района привезли на утверждение обвинительное заключение, шеститомное дело об убийстве для направления в областной суд. Я его в пятницу недочитал. Вот и взял, как обычно, домой на выходные. Не отдыхал ни черта. Все мои гуляли, а я, как проклятый, дело изучал. Софья без меня в театр ходила.

— А чего давали? Премьера?

— Даже не спросил. Она пришла, легла, а я всё корпел.

— Прими моё искреннее сочувствие, — Федонин был непохоже заботлив.

Ковшов и Зинина, чуя подвох, но ещё ничего не понимая, напряглись.

— Нет, так работать нельзя, — продолжал жаловаться Готляр, — надо как-то подготовить Колосухина пересмотреть нагрузку. Одни пашут, не покладая рук, а другим вечные командировки в районы.

Готляр кольнул взглядом Ковшова.

— Везёт молодым, из одного района в другой, только успевай провожать…

— Да брось ты, Яшка, — укорила его Зинина, — тебя самого в командировку не выгонишь. Сонечка твоя все телефоны Колосухину оборвёт. Тебя же, ходока, от дома никуда отпускать нельзя!

— О чём шум и гам? — в кабинет ввалился Толупанов, усаживаясь рядом с Готляром. — Читали в «Футболе», какие чудеса наше «Торпедо» творит?

— Не ваше «Торпедо», а наш «Спартак», — Федонин слыл ярым болельщиком профсоюзной команды.

— Ну поехало, друзья-соперники собрались, теперь задолбят своим футболом. — Готляр не разделял страстей Толупанова и Федонина. — Пойду я к себе, дочитывать дело надо, сегодня шеф вечером на месте, может, удастся утвердить.

Федонин и Толупанов едва удержались от смеха, пока за Готляром не закрылась дверь.

— Ну и чего вы натворили? — Зинина тоже засобиралась к себе. — Что ржёте-то, как ненормальные?

— Подождите немного, — удержал её и поднимающегося Ковшова Федонин. — Сейчас он примчится. Мы с Сашком в пятницу, пока он по телефону со своей Сонькой трепался, вытащили все дела у него из портфеля…

— А разную макулатуру я ему туда подложил, — хохотал Толупанов, — а потом нёс портфель до автобусной остановки, пока не расстались. Он, оказывается, так ничего и не допёр!

— Тебя не было, так он нам тут сказки плел, как все выходные усердно потел, изучая все шесть томов. Аж голова у него, бедняги, вспухла. Жаловался нам. Таблетку у Зойки вон просил, — Федонин зашёлся в злом хохоте и открыл дверцу своего громадного сейфа.

На вместительных полках солидно белели шесть белых увесистых папок.

Дружный хохот слился с шумом захлопнувшейся от резкого толчка Федонина дверцы сейфа.