– Эйфф вкусная, – со знанием дела согласился Фидж, аккуратно прихватывая зубами мой указательный палец. Морда ехидная. И этот туда же!

Если меня все решат попробовать, эдак я завтра на Бал Варховых даров голым скелетом пританцую.

Глава 21

Глава 21

В зеркале рябило от пестроты. В него одновременно пытались втиснуться Рисса в бледно-голубом, Тейка в агонитово-красном и я, облаченная в привычную серебристо-зеленую гамму. Нижний угол зеркальной поверхности отражал самодовольную морду моего мизаура, а сверху с рамы свисал пышный рыжий хвост. Белая ящерка любовалась красивыми нами с Рисскиной ладони.

– Еще не поздно переодеться в лед и пойти с Берроу, – стонала Галлатея, примеряя длинные серьги, щедро усыпанные огненно-красными камнями.

– И Фил тебя испепелит от ревности, – хихикнула Рисса, которой было легче всего.

Она не стремилась в королевы бала, не металась между кавалерами, не рисковала жизнью Диккинса, соглашаясь пойти с ним на танцы, не игнорировала приказы королевского мастера проклятий… И даже от привычных осенних пакостей решила отказаться.

Если бы не задумчивые взгляды, раз в минуту бросаемые в окно, я бы ей позавидовала. Но сидящий внутри теоретик (весьма наблюдательный и проницательный товарищ, когда не надо) убедил меня, что ей сейчас тоже паршиво. Тоскливо, скучно и по-осеннему слякотно.

– Я могу тоже одна пойти, – неуверенно пробормотала, постукивая подругу по плечу. Куда она улетала мыслями, одному Варху известно.

– А давайте втроем пойдем? – вдохновленно ахнула Тея. – Этот выбор меня убьет!

– То страдаешь, что тебе не дают выбора. То мучаешься, что приходится выбирать, – закатила глаза Рисса и стряхнула с лица грустное выражение. – Я в порядке. И не надо меня нянчить. Встретимся внизу, там наверняка уже скульптуры оживляют!

Погода в Анжаре была непривычно морозной для середины осени, и вместо тыквенного конкурса ректор в последний момент позволил устроить ледяной. У Галлатеи были все шансы победить, если ее огненный напарник не испортит все своим пылким нравом.

– Надо нам с Филом порепетировать, – покивала зеркалу Тейка и упрямо поджала губы. – Он классный парень, когда контролирует свои искорки.

Минуту спустя я осталась в комнате одна. За окнами вечерело, сгущались сумерки, подгоняя время праздничного бала. Я залюбовалась хрупкой взвесью снежинок, что кружились за стеклом и тут же таяли, оседая на подоконник. В Хитане зимой всегда белым-бело, а вот в Аквелуке снег большая редкость. По нему я скучала каждый год после нашего с отцом переезда.

Помахала рукой Диккинсу, стоящему внизу в одном светлом-зеленом костюме. Тонком, как моя юбка! Вместе с Джи-Роузом и Элодией они пытались вызвать из морозного воздуха ледяного голема и подчинить, но пока их шансы стремились к нулю. Разве что Вейн сам задубеет и в голема превратится.

Странная погода для южного, солнечного Анжара… Ей Варху, странная.

Будто некто надменный и бесчувственный, как глыба ташерского льда, притащил с собой северный хитанский климат. Привез сегодняшней ночью, на судне Ее Величества. Еще один «свадебный подарок», гхарровы рога ему в…

Только я вспомнила о женихе-самозванце, которому меня в разных смыслах угодно, как его самодовольная физиономия возникла в зеркале. Я уже собралась осенить себя ритуальным знамением, которому у Рисски насмотрелась. Привидится же! Но тут нашелся и второй экземпляр Рэдхэйвена, стоявший рядом с моей кроватью и в зеркале отражавшийся.

– Красивое, – согласился проклятый мастер, очерчивая внимательным взглядом мою фигуру. Ту, что в зеркале стояла, повторяя настоящую меня, замершую в напряжении. – Но это будет лучше.

На мою кровать легла белая коробка, ощутимо съежившаяся под требовательным взглядом Рэдхэйвена всеми своими картонными боками. Так и не дождавшись, пока я, «потрясенная его широким жестом», с радостным визгом открою подарок, он сам нервно сдернул крышку.

Ну, хотя бы не белое, слава Варху…

– И что это? – придала себе непонимающий вид.

Понимать тут было в самом деле нечего.

Сам мастер проклятий стоял передо мной в удлиненном пиджаке, черном, как бездна мрака. С нарядной золотой оторочкой, такими же блестящими пуговицами и маггвердейскими эполетами на плечах. Узкий воротник-стойка обнимал загорелую шею и был украшен затейливым золотым шитьем.

Не раздражай он меня одним своим существованием, я бы издала побежденный «Ах!». Как и положено любому существу женского пола при виде парадно одетого мужчины. Но я держалась стойко, даже не пискнула.

– Это ваше платье, Эйвелин, – изрек очевидное мой рабовладелец, кивая на черно-золотую ткань, свернутую в коробке.

С таким же шитьем, что на его воротнике. Уффф…

– А чье оно было до этого? – уточнила, сосредоточенно хмуря брови.

На моем зеркальном лбу отразилась морщинка, из уложенной прически выпрыгнул непослушный «квахар», и я вдруг напомнила себе мисс Хендрик.

Но сейчас был именно тот момент, когда до темноты в глазах хотелось побыть занудой, педантично перебирающей факты. Иначе бы я просто рассыпалась по ковру от избытка противоположных, рвущих изнутри эмоций.

Не так много имелось вариантов у занятого мага! Легко представлялось, как он стаскивает платье с какой-нибудь придворной дамы в темном дворцовом коридоре…

– Приобрел специально для вас в свой последний визит в Хитану, – оборвал мои мысли Рэдхэйвен, пока они не зашли слишком далеко. – На бал вы пойдете в нем. Благодарность можете не изображать, хотя мне стоило усилий заставить сира Жюфье работать над ним всю ночь.

Я молча покусала губы, одними глазами уверяя Рэдхэйвена, что еще больше усилий он потратит, пытаясь заставить меня его надеть. Тот невозмутимо расправлял ткань на постели, демонстрируя невыносимо прекрасный корсаж, вручную расшитый золотыми вензельками.

Я его, конечно, надевать не планировала, но втайне все равно залюбовалась. При всем своем прохладном отношении к дамским журналам, модам и прочей бессмысленной чепухе, я умела замечать красоту. Без всякого желания видела ее и в платье, и в хитанце проклятом. Последнее было особенно прискорбным.

– Оно черное, – выдохнула, когда Рэдхэйвен встряхнул юбку, позволив той стечь на пол шелковой волной. – Это не мой цвет. Не моя стихия.

– Зато это мой цвет. И моя стихия, – его взгляд застелило холодом, лишний раз доказывая, что с моими желаниями мастер считаться не собирается.

– Свою тьму таскайте сами, а меня в нее не впутывайте, – отвернулась от рабовладельца, складывая руки на груди.

В комнате вдруг стало нестерпимо холодно, щеки закололо морозом, а в груди вместо сердца забилась ледышка. Запястья