Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семпроний тоже покинул долину реки По — вверенные ему два легиона он успешно довел до Ареццо, где сдал с рук на руки Фламинию.
Ганнибал по своему обыкновению тщательно изучил обстановку и местность. Сервилий сейчас перекрывал со своими войсками северные подходы к Апеннинам. Фламиний стоял на пути в Этрурию.
Для своей армии карфагенский полководец выбрал путь, которого римляне предугадать не смогли. В принципе, они могли бы уже понять если не характер, то образ действий своего противника: Ганнибал, как правило, совершал то, что, по мнению «нормальных людей» совершить практически невозможно. То переход через Альпы со слонами, то теперь вот — беспрецедентный четырехдневный марш по болотам.
Полибий пишет об этом нетривиальном решении Ганнибала так:
«Лишь только пора года изменилась, посредством расспросов (Ганнибал) узнал от людей, слывших за наилучших знатоков местности, что все пути в неприятельскую землю длинны и проходят на виду у неприятелей, за исключением одного, ведущего через болото в Тиррению, хоть и трудного, зато короткого и совершенно не принятого во внимание Фламинием. Всегда по природе склонный к такого рода предприятиям, он избрал этот последний путь. Когда в войске распространилась молва, что вождь их намерен идти через болота, все со страхом думали о походе, опасаясь ям и тинистых мест на этом пути».
Болота, как выяснил Ганнибал, достаточно неприятные и сырые, но там нет топей, то есть по ним вполне можно пройти. Вперед он выслал своих лучших людей — ливийцев и иберов. С ними же отправил и обоз, приказав не беречь припасы и ни в чем себе не отказывать — по возможности.
Он рассуждал логично: если карфагеняне будут разбиты, обоз им больше не потребуется; если же они одержат победу, то припасов станет сколько угодно.
Сразу за обозами двинулись кельты, следом — конница, и наконец в арьергарде, с конными же отрядами, — Магон, брат Ганнибала. Магон с кавалерией должен был, с одной стороны, оберегать тыл карфагенской армии, а с другой — следить за тем, чтобы кельты не вздумали внезапно повернуть назад, потому что у них изменилось настроение.
Ситуация вокруг карфагенской армии складывалась такая, что подобная перемена настроения была бы только логична. Хоть болота и не представляли собой гиблую непроходимую трясину, все же идти по ним оказалось трудно и до крайности некомфортно. Ливийцы с обозом продвигались еще довольно бодро, но они с неизбежностью растаптывали дорогу, так что кельты, шедшие следом, буквально вязли по пояс. Но отступать некуда, позади наседали конница и Магон, поэтому они, проклиная все на свете, брели вперед, и конца-края этому видно не было. Болота везде, куда ни посмотришь, и так четыре дня кряду. В принципе, если глядеть сквозь толщу веков и с точки зрения мировой истории, то это, наверное, очень короткий промежуток времени, но вообще четыре дня по пояс в холодной воде и с заградотрядом Магона, подгоняющим с тыла, — субъективно это ужасно долго и противно.
Сильнее всего во время этого «героического марша» хотелось спать. Спать было попросту негде — в прямом смысле слова, негде голову преклонить. В грязи вязли лошади, у них начинали гнить копыта, животные страдали и погибали. Солдаты ложились передохнуть на конские трупы и на кучи поклажи, но надолго заснуть все равно не удавалось.
Теперь уж точно в карфагенской армии остался только один слон. На нем ехал сам Ганнибал. Казалось бы, Ганнибалу было легче, чем прочим, он хотя бы не чавкал сапогами по вязкой жиже, но на самом деле и у него ситуация со здоровьем складывалась плохо: он страдал от глазной болезни, а остановиться, передохнуть, тем более — найти врача и полечиться было в данных условиях невозможно. Инфекция, определить которую сейчас не удается, сильно мучила его — настолько, что в конце концов он потерял один глаз.
Но вот наконец болота остались позади. В это почти не верилось. Люди рухнули на сухую землю. Ганнибал позволил им передохнуть прямо на краю болота, а сам, не желая терять времени, разослал разведчиков.
Ему важно было узнать, как и всегда, каково настроение здешних жителей, каков рельеф местности, кто конкретно стоит сейчас с армией против него, какова численность этой армии и ее общее состояние. И наконец карфагенский военачальник потратил силы и время на то, чтобы изучить характер своего теперешнего противника.
Вообще сама по себе идея понять нрав, или, как мы бы сказали сейчас, образ мышления вражеского полководца граничит с гениальностью, которой римляне до поры не располагали. Ведь один и тот же Ганнибал противостоял им на протяжении нескольких лет — и они до сих пор не поняли, что он предпочитает выбирать дорогу прямую и неожиданную для врага, находить путь там, где «нормальный» полководец никаких проходимых троп не отыщет. Они не изучили ни нрав его, ни способ, которым он обычно если не побеждает окончательно, то, по крайней мере, не терпит серьезных поражений.
Почему? Загадка. Ганнибал всегда находил время понять «сердце человека» и отыскать ключик к этому сердцу. И таких «разгаданных» противников у него было множество.
Фламиний, впрочем, был, что называется, душа нараспашку, понять и затем спровоцировать его особого труда не представляло.
Сейчас Фламиний стоял с армией возле Ареццо («возле города арретинов», пишет Полибий).
Страна, в которой очутились измученные невероятным переходом люди Ганнибала, «обещала большую поживу», она была богата и не разграблена. Что касается Фламиния, то он представлял собой зрелый плод, который вот-вот упадет Ганнибалу прямо в руки. С одной стороны, Фламиний очень заботился о своей популярности у народа, еще точнее — у плебса, а вернее всего — у толпы. Он стремился быть любимым. Следовательно, насмешек той же толпы он не вынесет и на опустошение страны, которую поклялся защищать, спокойно смотреть не станет, а кинется в битву очертя голову и без долгого (и должного) размышления.
А вот насчет его военных талантов сомнения имелись очень и очень большие. Точнее, их не имелось вовсе. Ждать, пока прибудет подкрепление, он не станет, ему захочется все лавры возложить на собственную голову, а не делить их с товарищем, тем более — равным ему по власти. «Нерассудительность, слепая смелость, суетность и высокомерие — качества вождя, выгодные для врагов и весьма гибельные для своих», — заключает Полибий длинное нравоучительное рассуждение о том, что необходимо бывает изучить слабые стороны своего противника. Фламиний — личность колоритная, но именно «выгодная» врагам Рима.
