– Чего?! – Воронцов побагровел и, отлепившись от косяка, подался вперед.

– А что, угадал? – Учитель ничуть не испугался.

– Чего ты угадал?! Ничего ты не угадал! Оракул, блин!

– Сердишься, значит, виноват, – назидательным тоном заявил Учитель.

– Ты затрахал своими нотациями! – зло прошипел Воронцов и, резко развернувшись, направился к двери. На пороге он притормозил и оглянулся. – Хочешь идти спасать этого Грина, иди, не держу. Только меня к этому делу не надо прикручивать, понял? И про Вику выдумывать не надо, никаких видов на нее у меня нет. Я просто не собираюсь из-за какого-то очкастого козла совать голову в петлю! Понял?!

– Понял, командир, – спокойно ответил Учитель. – Что ты герой, но с большой дырой. В душе. Оттого она у тебя и пустая.

Ворон ничего не ответил. Сверкнул глазами и, выйдя, хлопнул дверью.

И только тогда Вика появилась из душа.

* * *

Вопреки опасениям, охрана легко впустила Вику и прибывшую с ней «группу поддержки» в штаб, но только на порог. Пробиться на прием к генералу Алексееву таким мелким чинам светило не раньше следующего утра, да и то если очень повезет. В приемной сидела длиннющая очередь из старших офицеров и гражданских лиц не менее солидного внешнего вида.

Примерно к обеду Вика совсем извелась, и ее внутреннее волнение начало отражаться на лице, грозя вскоре и вовсе выплеснуться на окружающих. Учитель понимал, что в этом случае нервную дамочку-сержанта элементарно выставят из штаба, а заодно отправят и того, кто ее привел, лейтенанта Учителя. Не трагедия, конечно, но тогда придется начинать все заново, а это время и опять же нервы.

Выручил, как ни странно, тот, от кого этого менее всего ожидали. В начале первого мимо угрюмой очереди уверенно прошел молодой офицер в форме без знаков отличия и с папочкой под мышкой. Ни охрана, ни адъютант офицера не остановили. Адъютант лишь вопросительно взглянул на посетителя и, услышав: «Назначено на двенадцать пятнадцать», распахнул перед ним первую дверь в кабинет Алексеева. Прежде чем постучать и открыть вторую дверь, офицер притормозил, о чем-то недолго подумал и обернулся к ожидающим своей очереди ночным охотникам. Окинув внимательным взглядом Вику и просверлив Учителя, он кивнул, приглашая подойти. Медлить парочка не стала.

– Эти со мной, – бросил адъютанту офицер.

Возразить адъютант не посмел.

Вот так все и сложилось. Не было бы счастья… впрочем, какое уж тут счастье, когда приходишь к начальству со слезной и заведомо нереальной просьбой? Ну, пробился без очереди – просто везение. Да и то сомнительное. Ведь Вика хотела просить Алексеева о помощи в деле Грина, а получалось, что хитрый следователь Рабинович давил ее инициативу на корню. Просить генерала в присутствии главного юридического противника было бессмысленно, зато сам этот противник-следователь мог использовать подвернувшихся бойцов как свидетелей. Мог привести их слова в качестве иллюстрации своих домыслов. Это ведь легко. Задать свидетелю какой-нибудь провокационный вопрос, а потом интерпретировать его ответ в свою пользу. Во время ареста Грина бойцы убедились, что Рабинович большой мастер на такие выкрутасы. Спрашивал так, что не имело значения, ответит Филипп «да» или «нет». Оба ответа вполне можно было считать признанием вины.

Получалось, что ситуация с аудиенцией тоже перевернулась с ног на голову, но Вика и Учитель слишком поздно поняли, что капитан заманивает их бесплатным сыром в мышеловку. Стоя в шаге от цели, трудно отказаться сделать этот последний шаг. Вот они и не отказались.

Когда же они очутились в кабинете, им стало понятно, что все не настолько плохо, как они думали. Все было гораздо хуже. За столом напротив генерала сидел еще и полковник Рублев, он же Дед, он же начальник Особого отдела. Увидев еще и Деда, Вика совсем сникла, а Учитель остановился у порога. Дальше идти, по его мнению, смысла не было. Лучше сразу извиниться и быстренько свалить, пока все тот же Дед не оценил ситуацию и не приказал остаться и отвечать на каверзные вопросы Рабиновича.

– Товарищ генерал, разрешите войти? – голос капитана звучал уверенно, даже самоуверенно.

– Что за делегация? – недовольно спросил Алексеев и перевел взгляд на Рублева.

– Новые данные по делу Грина, – ответил Дед. – Так, Рабинович?

– Так точно!

– У охотников? – спросил генерал.

Было заметно, что словосочетание «дело Грина» вызывает у Алексеева не самые приятные ассоциации.

– Они прояснят детали. – Дед окинул взглядом бойцов.

– Садитесь все, – приказал генерал. – Раз уж мы теперь по факту не армия, а партизанская бригада, пусть будет какая-никакая демократия. Но все равно докладывать коротко и внятно!

– Сделали анализы, капитан Рабинович? – подсказал Дед, с чего начать.

– Так точно. – Капитан положил на стол папку. – Здесь заключения экспертов-криминалистов и медиков. Улики подлинные. В крови у подозреваемого найдены наноботы-маркеры. Это значит, что он либо имел интимный контакт с женщиной-серпиенсом, либо все те же змеевики ввели ему маркеры через иглу, чтобы Грин не попал под зачистку энергоботов. Как известно, энергетические роботы-чистильщики улавливают присутствие маркеров и не стреляют по «своим».

– Я просил коротко. – Генерал поморщился. – В ТТХ вражеского вооружения мы разбираемся не хуже вас, капитан.

– В способах приобретения маркеров тоже, – добавил Дед и покосился на Вику.

Она совсем сошла с лица, но вместе с тем к ней вдруг вернулся дар речи. Она вмиг забыла о дисциплине и выпалила, адресуя генералу:

– Это неправда! Ведь маркеры и себе, и вам ввел сам Грин!

Алексеев почему-то промолчал. Можно было подумать, что генерал таким образом пытается затушить инцидент, пока он не полыхнул, как ядерная вспышка. Но годилась и версия об умышленном молчании генерала. Пояснять Алексеев ничего не собирался. Пауза затянулась.

– Вам, сержант, слова никто не давал, – спохватившись, строго сказал Дед. – Даже в порядке демократии.

– Вам тоже! – завелась Вика. – Это какой-то заговор! Все ваши обвинения притянуты за уши! Я только не могу понять, почему Грин?! Он ведь ученый, он «Пилигрим» придумал, а вы его за это в тюрьму! Да вы после этого сами…

– Р-разрешите?! – оглушительно пророкотал Учитель, перекрывая вопли Вики, пока она не сказала лишнего.

– Тональность пониже и звук потише. – Генерал поморщился. – Устроили тут, понимаешь, оперу.

– Нет, я хочу спросить… – продолжала трепыхаться Вика.

– Сначала я. – Учитель крепко сжал ее запястье.

Настолько крепко, что Вика умолкла, морщась от боли.

– Все предъявленные Грину обвинения выглядят неубедительно, – начал Учитель.

– Откуда вы знаете, как эти обвинения выглядят? – усмехнулся Дед.