29 июня 1812 года:

«Душевно Вас благодарю. Адъютант Ваш мною поздравлен. Ради Бога, осмотритесь хорошенько, ежели у них пехоты много, то и не вдавайтесь в дело не верное…

По двум нашим победам, я думаю, кавалерия наша устала; ради Бога, приостерегитесь; я боюсь, чтобы нас не задержали долго, а потом их армия войдет к нам во фланг от Минска. Я уверен, что Вы не упустите ничего из виду в осторожности.

Генерал князь Багратион».

Поражение дивизии Рожнецкого в двухдневном бою у Мира приостановило наступление кавалерии Жерома Бонапарта. Разведка, проведенная Латур-Мобуром 29 июня, показала, что М. И. Платов стоит на месте, где накануне гремел бой. Чтобы определить действительные силы русских, надо было их атаковать, но на это противник пока не отважился.

Вечером 29 июня М. И. Платов, выполняя предписание П. И. Багратиона, полученное накануне, повел свой корпус и отряд генерала И. В. Васильчикова вслед за отступающей армией и утром следующего дня был уже в Несвиже. В последующие дни отход атамана прикрывал арьергард под командованием Акима Акимовича Карпова в составе сначала двух, а затем четырех казачьих полков.

В 5 часов утра 1 июля Латур-Мобур во главе авангарда четвертого корпуса подошел к Несвижу. Остановив полки перед городом, он сделал привал и вскоре со своим конвоем из трех эскадронов улан выехал по Бобруйской дороге, приказав Рожнецкому с дивизией следовать за ним. Карпов, оставленный Платовым в арьергарде, заметил несторожное движение небольшой кавалерийской части, дал ей возможность отойти версты на четыре от своих, стремительно развернулся и «ударил так, что один эскадрон был истреблен, а последние прогнаны с немалым поражением». Только появление дивизии Рожнецкого спасло Латур-Мобура от неминуемой гибели или плена. В этом случайном столкновении с поляками казаки взяли в плен шесть человек.

Пленные показали, что «в Несвиже король Вестфальский (то есть Жером Бонапарт. — В. Л.) с частью волтижеров», без пехоты, «следовал всю ночь». Платов резонно предположил, что цель неприятеля — войти в соприкосновение с русскими, чтобы если не разбить их, то хотя бы задержать и тем дать возможность маршалу Даву перехватить 2-ю Западную армию Багратиона у Бобруйска и не дать ей соединиться с войсками Барклая де Толли.

«Я с Вами согласен, что надо нам спешить, — писал Багратион Платову 1 июля, — но проклятые обозы задерживают меня! Все мои заботы — добраться до Слуцка, там обозы пойдут вправо, по другой дороге. А я поспешу к Бобруйску… Прошу Вас остановиться и не ехать ко мне, чтобы без Вас худа не было…»

Вечером 1 июля Платов с корпусом прибыл в Романово, оставив у Тимковичей свой арьергард под командованием генерал-майора Карпова. В тот же день Багратион достиг Слуцка. Тревожные известия о наступлении Даву заставили его принять меры для облегчения дальнейшего отступления армии. С этой целью все обозы, кроме самых необходимых, а также транспорт с больными и пленными он отправил к Мозырю.

Получив в Слуцке рапорт Платова о наступлении противника, пополнившего новобранцами свои поредевшие после боя под Миром полки, и желая обеспечить возможность безопасного следования на Мозырь, Багратион предписал атаману «остановиться в Романове со всеми легкими силами» вверенного ему корпуса, «употребив все средства остановить неприятеля» и удерживать его «до глубокой ночи 3-го числа».

Следствием этого распоряжения командующего 2-й армией явился бой у местечка Романово, лежащего на левом берегу речки Морочи.

На рассвете 2 июля Латур-Мобур со своей конницей двинулся в направлении на Тимковичи. С появлением противника А. А. Карпов поднял свой арьергард и начал отходить к Романову. Опасаясь, что казаки уничтожат мост через Морочь и задержат его у самого местечка, французский генерал отправил 1-й конно-егерский полк под командованием полковника Пшепендовского преследовать отступающих. Поддерживать его должны были один эскадрон польских улан и вся дивизия Каминского.

От Несвижа до Романова «вел он, Карпов, неприятеля целые сутки в виду его до самого места сражения», — писал Платов в рапорте Багратиону.

Платов, получив донесение Карпова о наступлении на Романово только одного полка противника, срочно переправил на правый берег Морочи пять казачьих полков, которые укрылись в зарослях прибрежного кустарника. Но они были обнаружены поляками. Удостоверившись в значительном превосходстве сил атамана, Пшепендовский послал офицера доложить Латур-Мобуру, что перед ним стоят до 5 тысяч казаков — у страха глаза велики, минимум в два раза преувеличил численность русских, — и испросил указаний, должен ли он начинать дело. А далее все произошло, как в плохом анекдоте.

То ли из-за рассеянности, то ли в силу недостаточного владения французским языком, прискакавший польский офицер, по свидетельству очевидца этой сцены, доложил, что перед Романовым стоит не 5000, а 500 казаков. Не допуская возможности такой нелепой ошибки, Латур-Мобур резко сказал:

— Удивляюсь, как осмелился полковник Пшепендовский задавать такие вопросы!

— Не могу знать, господин генерал, — смутился курьер и поскакал к своему командиру.

Польские эскадроны располагались в уступном порядке правее дороги Тимковичи — Романово на небольшой песчаной возвышенности, с которой отчетливо были видны казаки, стоявшие перед рекой, и довольно большой лагерь на противоположном берегу, за местечком. Убедившись в несомненном превосходстве сил противника, Пшепендовский решил отступить. Но не успел он построить полк в походную колонну, как возвратился посланный им офицер с повелением Латур-Мобура атаковать неприятеля. Пришлось снова разворачиваться в боевой порядок. В это время на его флангах послышалось знакомое страшное гиканье платовцев.

Первый удар поляки отразили таким огнем из карабинов, какой «можно услышать разве что на учебном плацу». Вторая и третья атаки казаков также оказались неудачными. Но «они снова устремились вперед и бросились на фланги, в то время как клинообразная масса врезалась в центр. Противник был встречен с прежним мужеством, но полк был опрокинут и — трудно найти более подходящее выражение — увлечен».

Так описал эту схватку очевидец событий. Здесь чувствуется, конечно, стремление нарисовать картину с выгодными для конных егерей оттенками, но в целом, по-видимому, автор был прав: казаки имели столь ощутимый перевес, что действительно могли «увлечь» своей массой малочисленного врага.

Разъединенные эскадроны поляков, перемешавшиеся с казаками, неслись, поднимая тучи пыли, в полном беспорядке к Тимковичам. На этом пути их мог поддержать только один эскадрон 12-го уланского полка, но его командир принял неудачное решение. Надеясь остановить преследователей, он развернул своих кавалеристов поперек дороги. Налетевшей толпой они были вовлечены в общий беспорядок неудержимого бегства, которое продолжалось «не менее пяти верст до пехоты и до пушек» бригады генерала Сулковского из дивизии Каминского.

Нещадно палило солнце. Под его лучами буйно колосилась поспевающая рожь. «Дорога и хлебные поля усеяны были трупами», — писал Платов в рапорте Багратиону.