– Он упал в обморок, – подал голос Шон.

Эйзенхарт хмуро пробормотал «предатель» и отхлебнул из чашки.

– Такой страшный труп?

– Никак нет, сэр, – снова ответил за Эйзенхарта Брэмли.

Если Шон, зеленевший при виде практически каждого тела, так говорил, это что-то значило. Я взглянул на кузена: тот старательно изучал потолок.

– Вы…

– Шон, пойди поищи Лоя, – ледяным тоном приказал Эйзенхарт.

– Сэр…

– Даже если я никуда не пойду сегодня, я хочу получить фотографии. А теперь брысь. Перестань надо мной кудахтать. Пока здесь док, со мной ничего не случится.

Дождавшись, когда обиженный кузен выйдет за дверь, Эйзенхарт выглянул в коридор и вздохнул:

– Все равно ведь не дадут поговорить… Пойдемте, доктор.

– Куда?

Мы спустились на первый этаж. В воздухе висел запах свежей побелки. Пробравшись по узкому проходу между строительными материалами, Эйзенхарт распахнул двери одного из кабинетов, сиявшего свежеокрашенными стенами.

– Садитесь, – подавая пример, Виктор уселся на краешек укрытого газетами стола и закурил. – У нас небольшой ремонт. Отдел расширяют. Удалось выбить финансирование. Не без помощи мистера Конрада, правда, – при упоминании начальника политического отдела Эйзенхарт поджал губы. – Но это не важно. Наконец сможем сделать себе нормальную медицинскую экспертизу. Здесь будут кабинеты, а комнаты дальше по коридору переоборудывают сейчас под морг. Ну, не прямо сейчас, конечно, сейчас все рабочие ушли на обед. Вы, кстати, не заинтересованы?

– В обеде? – не понял я.

– В работе. Старик Гоф который год собирается на пенсию, а отделу пригодился бы толковый патолог. Не Ретту же эту должность предлагать.

– Почему вы считаете, что мне это интересно?

– Я не прав? – удивился Эйзенхарт. – Я видел у вас на столе книги по медицинской экспертизе. Подумал, может, вы решили сменить стезю. Надо сказать, не самый плохой выбор: зарплата больше, жилье лучше, работа определенно интереснее… Так как?

– Нет.

После – косвенного – участия в нескольких расследованиях я действительно достал книги по судебной медицине. Решил немного освежить знания. Возможно, где-то на задворках моего разума зародилась тогда мысль, что я мог бы – не вернуться к врачебной деятельности, нет, состояние моих рук не позволило бы мне заниматься хирургией как раньше, – но, по крайней мере, получить лицензию судебного медицинского эксперта.

Однако это были только идеи, не имевшие отношения к реальности. На самом деле я понятия не имел, смогу ли работать патологом. Пусть пациент мертв, его все равно надо резать. А я… Я привык справляться с тем, что есть, – армия этому хорошо учит. Но не мог предсказать, не ухудшится ли состояние моей правой руки в следующие годы. Не стану ли я окончательно инвалидом. Сумею ли пройти назначенную в министерстве на июль комиссию, которая должна решить мою дальнейшую судьбу.

– Не хотите – как хотите, – пожал плечами Эйзенхарт. – Но надеюсь, вы передумаете.

Я не стал отвечать, понимая, что, даже если передумаю, Виктор этого не узнает. До июля он не доживет.

– Зачем меня позвали? Я так понял, что моя помощь вам больше не требуется.

Эйзенхарт поморщился.

– Не столько не требуется, сколько… Мешает работе.

– Ваше нынешнее состояние, безусловно, намного продуктивнее, – согласился я. – Почему вы вообще до сих пор работаете? Вам следует…

– Что? – перебил меня Эйзенхарт. – Завернуться в саван и отправиться на кладбище? Могу еще цветы с собой захватить, не зря же кто-то на них тратился.

Я промолчал. Слишком хорошо понимал его нежелание принимать новую реальность.

– Простите, – отвернувшись, Виктор потушил окурок об оставленное на подоконнике ведро с краской. – Значит, по-вашему, морфий поможет?

– Нет, – не стал я лгать. – Но вам будет легче.

Он не жаловался на боль, но такие всплески говорили сами за себя. Во взгляде Виктора появилась знакомая мне мрачная решимость. Мысленно я поежился, ожидая, что будет дальше: в последний раз, когда я видел его таким, Эйзенхарт вслед за быком выпрыгнул из окна третьего этажа.

В этот раз только закатал рукав.

– Ладно. Давайте сюда свою иголку.

Мы уже закончили, когда постучал Шон.

– Никуда я не сбежал, – отмахнулся Эйзенхарт от хмурого кузена. – Не надо меня ни в чем подозревать. Здесь просто тише.

Только дурак поверил бы его вранью. Шон, несмотря на возраст и внешность, к ним не относился.

– Я принес фотографии. Лой передает, что, когда они работали, домой вернулась соседка покойной. Сказала, у той была громкая ссора с мужчиной, как раз перед смертью.

Эйзенхарт зашелестел бумагами.

– Это меняет дело. Расспроси ту соседку как следует, вернешься – перескажешь мне. – Оторвавшись от фотографий, он удивленно заметил меня. – Вы еще здесь, доктор? Идите, я вам позвоню.

Эйзенхарт

Пока Брэмли опрашивал свидетелей, Виктор, благодаря своему обещанию запертый в управлении, решил узнать о погибшей с другой стороны.

– Соедините меня с Соколиной площадью, 22-17, – попросил он телефонистку.

В ожидании ответа он прижал прохладную эбонитовую трубку к щеке, раздумывая, что сейчас скажет.

– «Новости Гетценбурга», Лидия Кромме у аппарата, – прозвучал хорошо знакомый голос.

Годы работы на «Флит и партнеры» стерли портовый акцент, но Виктор помнил, как он звучал при первой их встрече. Он представил себе, как она сидит сейчас за своим столом: телефонная трубка прижата к щеке плечом, в пальцах одной руки зажата тонкая сигаретка, другой же Лидия пытается допечатать на машинке статью. Перестук клавиш на заднем плане подсказал, что так оно и было.

– Это я, – сказал он.

И тут же себя обругал. Гениальное начало. Но больше ничего в голову не пришло.

– Виктор? – насторожилась Лидия. – Что тебе нужно?

– Кажется, я умираю.

На том конце провода молчали. Наконец она что-то пробормотала в сторону и резко выдохнула.

– Знаешь, сколько раз я это слышала?

– Десять? – попытался угадать Виктор. Недоверчивое хмыканье подсказало, что он сильно занизил цифру. – Но сейчас все серьезно.

– То же самое ты говорил в прошлый раз. И до того… Ты только поэтому позвонил?

– Мне нужна информация по Коринн Лакруа. Поможешь?

– С этим могу, – голос если не потеплел, то хотя бы лишился северного холода. – Пришлешь курьера?

– Я мог бы и сам приехать, – предложил Виктор.