в императоры, который сам сражается в ее рядах. Но доводить до такого кажется мне крайне негодным ходом, да и вы, ровно по тем же причинам, что побудили вас наговорить гадостей мне и вашей племяннице, откажетесь от этого последнего предложения трона, после чего монархия в России покатится в тартарары. Теперь что касается девятнадцатилетней девчонки. Нам известен мир, в котором точно в таком же возрасте взошла на трон ваша младшая сестра - тоже, надо сказать, Ольга. И ничего плохого, насколько нам это известно, с ней не случилось. Надежная и победоносная лейб-компания заставила врагов сидеть прикрыв рот, а исходящее от императрицы ощущение суровой простоты и ответственная социальная политика привлекли на сторону юной государыни самые широкие народные массы.

- Я готова и к суровой простоте и к ответственной социальной политике, - вскинув голову, сказала Ольга. -А вот победоносная лейб-компания, дядя Мишель, это по твоей части. Или ты передумал и все же решился взвалить монаршию ношу на свои плечи?

- Нет уж, племянница, я пас, - вздохнул Михаил Александрович. - Господин Серегин очень хорошо все придумал, и про запасной вариант я ляпнул сдуру. Я не хочу получить страну в ситуации, когда все уже почти погибло, и на последних остатках сил пытаться восстановить репутацию государства, в то время как то же самое можно проделать без особого риска и проблем, потому что так хочет Бич Божий и Защитник Земли Русской. В книгах, которые мне дали прочесть, процесс крушения монархии описан очень ярко и выпукло. К тому моменту, когда мне был предложен трон, главными людьми в России поделались господа генералы, наставляющие револьверы на своего государя, и теневые профсоюзные воротилы, возмущающие столицу при помощи искусственно созданного голода. И знаешь ведь, что самое противное? Дорвавшись до власти, господа либеральные заговорщики не смогли сделать ничего хорошего и прогрессивного, а только внесли в государство дух хаоса и разрушения, который назвали свободой и демократией. Как после этого можно верить красивым речам, произносимым с думской трибуны, о патриотизме, верности интересам Отечества и любви к российскому народу?

- Верить либералам - себя не уважать, - сказал я. - Когда они говорят о свободе и процветании, то имеют в виду только себя, любимых, и более никого. Но надо иметь в виду, что за двадцать лет, прошедшие со времени заключения русско-французского союза, благодаря усилиям франкобанкирского лобби это либерально-радикально-демократическое поветрие в значительных количествах распространилось и в армии, а некоторые такие прогрессивные офицеры успели дорасти до генеральских чинов. В ближайшие два года эти деятели растратят потенциал мирного времени, переведут маневренную войну в позиционную фазу, после чего раздуют русскую армию до шестнадцати миллионов солдат и офицеров, стремясь компенсировать нехватку тяжелого вооружения количеством штыков. А потом, когда это все не даст своих плодов, они начнут раздувать шпиономанию, обвиняя в измене не кого-нибудь, а царицу, урожденную немку Алису Гессенскую, и потребуют отставки царя Николая на том основании, что не верят его супруге. Должен сказать, что такой политтехнологический прием говорит о том, что главные интересанты так называемой февральской буржуазной революции проживают за пределами нашего богоспасаемого Отечества. Для настоящего российского патриота разрушение симбиотической русско-германской элитной связки, устроенной еще Петром Первым, означает разрушение самого государства. Определение виновности человека на основании принадлежности к той или иной нации - это не российская, а чисто европейская идея. Россия с самого своего основания, с древнего Киевского княжества и государства Рюриковичей, является державой многонациональной, включающей в себя различные компоненты, и это отличает ее от европейских государств, которые в основном створожились по национально-языковому принципу.

- А как же тогда Австро-Венгрия? - спросила Татьяна. - Ведь это европейское государство - так же, как и Россия, многонационально и многоконфессионально...

- Да, - поддержал юную спорщицу Коба, - Австро-Венгрия, товарищ Серегин, опровергает ваш тезис о том, что Европа может порождать только мононациональные государства.

- Австро-Венгрия - это не государство, а феодальное владение семейства Габсбургов, - парировал я. -Признаками государства обладают ее отдельные части, короны которых венчают голову императора Франца-Иосифа: Австрия, Богемия, Хорватия и Венгрия. Процесс распада этого образования, изрядно пережившего свое время, уже начался, и когда он придет к своему завершению, мы увидим на месте лоскутного одеяла набор нормальных для Европы мононациональных государств...

- И еще два лоскутных одеяла - на этот раз югославское и российское, - добавил Михаил Александрович. -Сказать честно, я прочел и об этом. А ведь это ваши любимые большевики решили заменить единую Российскую империю конгломератом национальных образований, многие из которых они будут долго и упорно тянуть к уровню Голландии или Дании - только затем, чтобы в конце двадцатого века увидеть, как на составляющие элементы распадается и их детище Эс-Эс-Эс-Эр.

- Большевики большевикам рознь, - сказала как отрезала товарищ Кобра. - Те из них, которые наши и любимые, не страдают европейскими заморочками и не ставят под сомнение единство будущей державы. При этом всех прочих, в том числе считающих своими союзниками разных окраинных буржуазных националистов и сепаратистов, мы своими товарищами не считаем и подвергаем суровой анафеме до полного изничтожения. Нет у наций никакого врожденного права на самоопределение, ибо нация нации рознь. Одни, самоопределившись, в историческом масштабе сразу же впадают в дикость, феодализм или даже родоплеменной строй, а другие, едва выделившись из состава угнетавшей их империи, начинают создавать этнические диктатуры, подгребая под себя соседние народы. У них, видишь ли, исторические комплексы: «Польша от моря до моря» или «империя Александра Македонского».

Наша огненная истребительница драконов близко сошлась с товарищем Стасовой, составив с ней комплот кристально целостных натур, ее уважают товарищи Коба и Орджоникидзе, и побаивается Ильич. А Ольгу с Татьяной она просто очаровала: первоначальный страх перешел в благоговение, тем более что младенцев Кобра не ест и тягой к безудержному разрушению не страдает - напротив, очень хорошо чувствует, когда поблизости находится безумный углубитель революции. Кстати, не исключено, что боится Кобру не сам Ильич как человек, а та колдовская сущность, что сидит у него внутри и подталкивает вождя мировой революции на всякие мерзости и пакости. Михаил Александрович тоже буквально ошарашен женщиной, одновременно сочетающей в себе красоту и силу. Она притягивает к себе большую часть его внимания. Истинный взгляд высвечивает такие вещи с беспощадной четкостью. Кстати, было интересно узнать, что японцы видят в Кобре земное воплощение богини Аматерасу, а мусульмане - демоницу Аль-Уззу, арабское женское божество из доисламского пантеона. Я не знаю, кого именно в Кобре увидел