Вика пожала плечами.

— Поссорились? — догадалась Марина, и Вика поняла, что расспросов не последует.

Марина сразу перевела разговор на Викину родню. Они немного поболтали о Юльке, Валерии и отце. Марина с интересом слушала первомайские новости. Они даже посмеялись немного над общими знакомыми. Вика поинтересовалась, как дела у Макса. На что получила ответ, который ее, мягко говоря, ошарашил.

— У Макса все в порядке. Мы разводимся.

— Что? — Вика не донесла до рта бутерброд. Вернула на тарелку.

Марина спокойно мазала маслом кусок хлеба.

— Я решила, что так будет лучше.

— Что значит — ты решила? Он что.., изменяет тебе? — «догадалась» Вика, вспомнив некоторые эпизоды. — У него.., кто-то есть?

Марина откусила хлеб с маслом, пожевала. Потом пожала плечами:

— У него? Не знаю. Может быть.

— Так, значит, дело не в этом?

Марина отрицательно повертела головой. Виктория наблюдала за подругой с нарастающим беспокойством.

— Тогда я не понимаю. Давно ли ты убеждала меня, что у вас счастливая семья?

— Убедила?

— Ну… — Виктория окончательно растерялась. Совершенно очевидно, что Марина не шутит.

— Викуша, ты так удивлена, будто мы с Максом — первая пара, что решила развестись. Каждая третья семья разводится сегодня. Не распускай слюни!

Марина поднялась и поставила чашки в раковину.

— Ушам своим не верю, — пробормотала Виктория.

— Пошли, я покажу тебе твою комнату.

Марина отвела Виктории спальню рядом с балконом. Здесь стояли железная кровать с панцирной сеткой и деревянный некрашеный сундук. Полотняный коврик на полу служил соединительной деталью между кроватью и сундуком. Больше в комнате ничего не было.

— Мне здесь нравится, — одобрила Виктория.

— Вот и славно. Располагайся.

И Марина ушла. Вика слышала, как она ходит за стеной, что-то негромко напевая. Марина разводится с Максом! Это ни в какие рамки не вмещается. Вика пыталась осмыслить факт. Но осмыслению он поддавался с трудом. Конечно, в их жизни было все не так гладко, как поначалу пыталась изобразить Марина. И Виктория об этом догадывалась. Но чтобы вот так, едва выбравшись из больницы, кинуться в развод? Для этого силы нужны. Энергия. А может… Может, идея развода — это как раз и есть ее новый двигатель? Вика нашла Марину в соседней комнате. Там, кроме старого дивана, обитого новой тканью, имелись лишь крутящийся стул и длинная, во всю стену, полка. Собственно, даже не полка, а самодельный стол. Полка-стол длиной в стену. Если бы Вика не знала, чья это комната, она бы решила, что перед ней стол загруженного работой художника. В свете прикрученной к полке лампы громоздились листы бумаги, свитки ватмана, линейки. В стакане торчали отточенные карандаши. Кругом валялись цветные маркеры. С горизонтально натянутой лески, прикрепленные цветными скрепками, свисали листки с замысловатыми чертежами.

— Чем ты тут занимаешься?

Марина подняла голову от бумаг.

— Возможно — ерундой. А возможно — осуществляю свою мечту.

Вика вошла и села на диван. Марина развернулась в ее сторону.

— Хочу заняться дизайном интерьера.

— Этого дома?

— И этого дома в частности. И.., вообще.

Вика всматривалась в подругу, пытаясь докопаться: то, что говорит Марина, можно воспринимать как заявление здорового человека? Или же этот бред — следствие болезни?

— Ты.., серьезно?

— А что? Ты что-то имеешь против?

— Нет, я в том смысле… Честно говоря, в твоей городской квартире.., там.., как-то не заметно новаторских идей по интерьеру. Нет, там, конечно, все здорово, но как бы…

— Как бы не мое, — закончила за нее Марина.

Вика кивнула.

— Вот именно. Я долго подстраивалась под стандарт. Теперь я намерена выпустить джинна из бутылки.

— Выпустить кого, прости?

— Себя. Я как джинн триста лет сидела в бутылке, закупоренная пробкой и залитая сургучом. Надоело, я хочу жить, Вика! Не оглядываясь ни на кого. Исполнять свои желания. А у меня их, как оказалось, достаточно. И не хлопай на меня ресницами. Я в своем уме. Макса больше обманывать не хочу, пусть живет по-своему.

— Извини, Марина, но мне кажется, ты не до конца себе все представляешь… А твои девочки? Как ты им все преподнесешь?

— Я сделаю все, чтобы девочки не пострадали. Мы объясним им, что лучше жить в деревне, поскольку здесь воздух и все такое. Я ведь не собираюсь препятствовать их встречам с отцом.

— Ты собираешься жить здесь?

— Вот именно!

Глаза Марина отчаянно сверкали зеленью. Эта зелень выдавала в ней ту самую Марину, которую помнила с детства Виктория.

— Как ты себя чувствуешь? — на всякий случай спросила Виктория.

— Отлично, — кивнула Марина и вернулась к своим чертежам.

Чика отправилась к себе. Легла на кровать под прохладные простыни. Долго ворочалась, укладывая мысли, а когда в открытую форточку потянуло дымом, Вика села на кровати и уставилась в синий проем окна. Кит курил на балконе, и струйка дыма безмолвным приветом вползала в комнату. Никиту не было видно, но он находился совсем рядом. Вика это остро чувствовала. Вместе с дымом вполз его запах. Вика прикрыла форточку, но это помогло мало. То, что случилось днем, среди синих цветов, навязчиво окутывало ее, обступало, дотрагивалось, будоражило. Она не знала, что с этим делать. Куда себя деть. Свое тело, подключенное к электросети. Свои мысли.

Вика смотрела в окно. Звезды были рядом. И Кит был рядом, за стеной. И по балкону она могла бы запросто пройти к нему хоть сейчас. Но разве она это сделает? Так же невозможно, как дотронуться до звезд…

Проснулась Виктория непривычно рано. Спустилась в сад. Ноги быстро промокли от росы, подол сарафана — тоже. Она решила набрать ягод на компот и двинулась в сторону малинника, но тут же остановилась. В малиннике что-то шевелилось и ворчало. Собака? Вика стояла как вкопанная, пока из зарослей не возникла обвязанная платком голова бабы Лены.

— И где тебя носит, говорю? Будто дома у тебя нету!

Вика запросто отнесла бы реплику к себе, не знай она привычки сторожихи разговаривать с собой.

— Сидел бы дома, хоть словом где перекинулись. А так…

— Здравствуй, баба Лена!

Старуха обернулась на голос и разулыбалась беззубым ртом.

— Приехала, касатка? Соскучилась?

— Да. А ты кого потеряла тут, баба Лена?