– Раны на лице наносились уже после смерти – тот же почерк.

– Поза неестественная... убийца ее руки изуродовал... На правой руке удалены большой палец, безымянный и мизинец. Два оставшихся скрещены. Знак такой, словно...

– Так делают, когда намеренно лгут. Скрещивают пальцы, – хрипло сказала капитан Белоручка.

Они с Катей были на месте, уже в самом эпицентре – на аллее Соймоновского проезда: справа белела громада храма, впереди горели огни станции метро «Кропоткинская», и только здесь, на бульваре...

Жертва – молодая и темноволосая, большего о ней Катя сказать не могла – лицо было все в крови, вместо глаз – черные ямы. Из одежды – модные босоножки-«гладиаторы», топ и джинсовая мини-юбка.

– Сумку, как и тогда, не взяли. Вот ее портмоне, кредитки, а вот водительские права на имя Величко Кристины, тут еще пропуск на работу в редакцию.

Вот и окончилась римская дорога...

Пыльная буря из Африки...

Пиния у обочины...

Там, под землей, испугалась смерти, а здесь, на бульваре, успела ли испугаться, понять?

Нет, ничего такого они, опергруппа, о жертве не подумали, они просто не знали.

Они думали о другом.

– Текст есть? – спросила Лиля.

– Вот. Фактура бумаги та же.

Записку эксперты уже упаковали в пластик. Но текст при свете карманных фонарей читался четко:

«ПРЕСТУПЛЕНИЕМ ОДНОГО ПОДВЕРГЛИСЬ СМЕРТИ МНОГИЕ».

– Это уже не просто цитата, это уже что-то вроде прямого пояснения, – Лиля вернула записку эксперту. – Слепые, глухие, да еще и лгут... Знают правду и лгут.

– Об убийстве Ларисы Белоусовой? – спросила Катя. – А что с уликами, с биоматериалом для экспертизы?

– И тут тоже хватит с лихвой, – ответил старший эксперт из группы Центрального округа. Они вместе с Сиваковым уже приступили к изъятию.

– Когда ее убили? – спросила Катя.

– Не более полутора часов назад.

– На нее напали здесь, на аллее?

Но ответить эксперт не успел: со стороны мобильной кримлаборатории, припаркованной напротив японского ресторана, посигналили фонарем. В машине сразу на двух ноутбуках сыщики отсматривали пленки уличных камер.

– Вот здесь запись суточной давности. Очень похожа на нашу потерпевшую. Пленка с камеры из Колымажного переулка.

– Да, вроде она, выходит из машины у ресторана «Беллецца», – сказала Лиля. – Кать, а этого узнаешь, кто рядом с ней? Под руку ее держит.

На брюнетке, запечатленной на пленке, были те же самые босоножки-«гладиаторы». Вот она обернулась и посмотрела прямо в камеру – атласная челка до самых бровей, весьма снисходительная улыбка, когда она обращалась к своему спутнику. А спутником был не кто иной, как Глеб Сергеевич Белоусов.

Глаза Кати застлала пелена. Судья... отчим... Неужели он и вправду...

– Тут еще одна пленка, уже сегодняшняя – время двенадцать двадцать две, самый полдень. Узнаете машину, Лиля Ивановна? На прошлых записях камер она уже мелькала.

На новой пленке машина «Порше» – кабриолет с открытым верхом. Тот самый, который Катя видела в ночь убийства Колобердяева, тот самый, что действительно мелькал потом – «Порше», принадлежавший Кадошу-Скорпиону. Он сам сидел за рулем, а потерпевшая Кристина Величко была рядом с ним. Они ехали вдоль Гоголевского бульвара как раз по направлению к Соймоновскому проезду – ехали медленно в потоке машин, все вниз, вниз по бульвару и...

– Вот остановились на углу, тип их какой-то встречает...

– Ба, да это администратор театра Мартов, – Лиля не сводила глаз с экрана ноутбука. – Идут в эту, как ее... в артель театральную, внутрь, а тут что же – похоронный автобус?

– Да, вот он во внутренний двор театра заезжает, больше, к сожалению, ничего – там камер нет.

– Театр проверили?

– Там все закрыто – три часа ночи уже, а у них теперь и охранника нет…

– Ну и с кого ты начнешь? – тихо спросила Катя Лилю. – С судьи или с колдуна?

– С экспертизы ДНК, но ее ждать примерно сутки, – капитан Белоручка глянула на часы. – А мне утром начальнику Главка докладывать первые результаты по горячим следам. Так... клуб этот ночной его, гадюшник... Он практически тут за углом – «Яма», они там гужуются от заката до рассвета. Если Скорпион там, то... ему придется объяснить нам, как труп той, с которой он встречался днем здесь, на бульваре, оказался ночью тут же, на бульваре, в таком вот... виде, с таким вот посланием... Может, он нам и главу этого послания назовет, и стих? И про кладбище пусть расскажет, про ритуал, что они там проводили... на ее могиле.

– Ее могила была рядом, – сказала Катя.

– Ладно, пускай рядом... Я звоню в ОМОН, вызываю подкрепление, своими силами нам в этой чертовой «Яме» не обойтись.

Где-то далеко-далеко монастырский колокол прозвонил три раза – за лесами, за морями, за той Александровой горой. А может, то отбили время куранты. Или это таймер сработал...

Таймер в стиральной машине, включенной на кухне в такой неурочный час.

В комнате с эркером на площади Гагарина, где когда-то стоял праздничный стол, где шумели гости, говорили тосты, хлопая пробками от шампанского, затаилась тишина. Горела лишь одна настольная лампа у дивана. И в ее свете личики кукол, с давних времен сидевшие наверху, на шкафу, застыли в немом ожидании. Куклы в костюмах народов СССР, запылившихся от времени, – кукла-украинка, кукла-узбечка, кукла-молдаванин в крохотной бараньей папахе...

Все путем, все путем...

Все путем тут было когда-то...

А теперь вот – пыль, пыль, пыль... Молодая хозяйка в делах, в разъездах, молодой хозяин, точнее, близкий ее друг...

Дмитрий Федченко был на кухне. Стоял перед стиральной машиной и загружал в нее новую порцию белья. Брюки, футболка, ветровка... Что за надобность так срочно стирать белье в три часа ночи?

Ничего, ничего... Все путем...

На то и придуманы стиральные машины, чтобы вот так облегчать людям жизнь.

И что такое три часа ночи для человека, который привык...

Загрузив машину, Дмитрий Федченко пошел в ванную. Зашумела вода. Он встал под душ.

Сквозь полиэтиленовый занавес была видна лишь его тень – темный силуэт на фоне белого кафеля.

Шумела вода...

Он что-то напевал...

Если бы куклы могли, они давно бы слезли со шкафа и подкрались к двери, чтобы послушать. О чем он там поет – этот парень? В прошлом – талантливый эксперт-криминалист, а ныне...

Офисный клерк, каких тысячи, тысячи в миллионном городе.