Хозяин был безукоризненно, до отвращения, вежлив. Но без улыбки. Может быть, забыл вставить челюсть. Возможно, когда Паша извинится перед ним по всей форме, он хотя бы немного оттает и ее персональный кусочек льда в груди тоже уменьшится. Но Паша позабыла обо всем, когда поняла, что они едут к тете Геле домой. То есть она входит в маленькую такую группу захвата.

– Мы с Андрюшей пришли к компромиссу. Сделаем, как хочу я, а потом, как просит он. Да, нужно уметь уступать. Мы где сейчас едем?

Тетя говорила, не умолкая, обо всем, что попадалось ей на глаза – намолчалась и теперь наверстывала упущенное. И потом, она ехала к себе домой, и это было для нее главным, а то, что в ее доме живет Машка, – второстепенным. Но только не для Паши.

Паша вдруг вспомнила сказку про зайца, жившего в лубяной избушке. А потом пришла лиса, выгнала зайца и окопалась на чужой жилплощади.

Паша покосилась на Ленского – интересно все-таки, о чем он сейчас думает? Ведь на самом-то деле, тетины дела его совершенно не касаются. А человека сначала обхамили, потом потащили неизвестно куда, да и теперешняя ситуация была хуже некуда. Это в сказке захватчицу-лису в конце концов из избушки выперли и зажили себе припеваючи. Но в жизни, если ты знаешь эту лису сто лет, если она тебе сестра? А для кого-то любимая женщина, даже если и в прошлом. А может, и не в прошлом… Паша стиснула зубы.

Дом оказался старой постройки, с высокими окнами и лепниной. Нужный подъезд она определила, не выходя из машины, – еще бы, если на его стене висела мемориальная доска. И здесь тоже. Голос маман отчетливо произнес в Пашиной голове: «Теперь можно спокойно умирать»… Именно это и хотелось сейчас сделать Паше – лечь и умереть. Пусть дальше разбираются без нее, потому что с нее хватит.

А Ленский уже вышел из джипа и теперь осторожно извлекал из него тетю Гелю. Сценка смахивала на визит вдовствующей королевы, выходящей из кареты. Вон, даже челядь спешила навстречу, то есть спешила Шура в вечно спущенных чулках и высокий худой дядька, заросший седой щетиной. Он торопливо подошел к тете и что-то забормотал. Паша разобрала только несколько слов: «Ангелина, такие дела… с прибытием…» Так это и есть Шурин брат… И что сделала тетя? А тетя привстала на цыпочки и потрепала мужика по небритой щеке, как мальчика, а он в ответ осклабился и стал размахивать руками, указывая то на дом, то на себя. При этом Шура суетилась рядом и, как автомат, повторяла: «Уже пошли, пошли уже…» И все действительно пошли к дому. На Пашу никто не обращал внимания, и она неохотно поплелась следом, прикидывая, а не подождать ли ей на улице. Но сверхвежливый Ленский придержал перед всей процессией массивную дверь и теперь ждал только Пашу. Она прошла мимо, глядя строго перед собой.

Вопреки Пашиным ожиданиям Шура с братом остались внизу, видимо, в резерве, а они втроем отправились на третий этаж. Ленский хотел было открыть перед тетей дверь выглядевшего несколько экзотически лифта, но она лишь покачала головой и теперь величественно поднималась по широкой лестнице пешком. Ангелина Воронцова возвращалась домой.

Наверное, они с Ленским все обговорили заранее, потому что в дверь позвонил он, а тетя встала чуть поодаль, и Паша с ней рядом. Ленский гипнотизировал взглядом дверной глазок, а Паша уже с надеждой стала думать, что у него ничего не получится, потому что дверь не открывалась. Она даже тихонько перевела дыхание, но Ленский громко произнес:

– Маш, я знаю, что ты здесь, открывай!

Загремел замок, и Ленский шагнул вперед.

– Доброе утро, – бодро сказал он, – а вот и мы. Ты нас впустишь?

Тетя не стала дожидаться ответа и выступила из-за его широкой спины, Паше не оставалось ничего другого, как тоже войти. За ними с громким лязгом захлопнулась дверь.

Машка стояла в просторной квадратной прихожей и теребила поясок прозрачного розового пеньюара. Спутанные волосы каскадом падали с круглых красивых плеч, стекали на низко открытую молочно-белую грудь: под пеньюаром Машка была абсолютно голой – Паша увидела это сразу, и Ленский, бесспорно, тоже. Сестра переводила взгляд с Ленского на тетю и обратно, точно наблюдала за теннисным матчем, Пашу она, похоже, просто не замечала. Розовая кроткая овечка, которую настигла стая волков.

– Вы знакомы? – светским тоном обратился Ленский к тете. – Мария Николаевна Хлебникова, – затем, пристально взглянув на Машку: – Ангелина Павловна Воронцова, слышала о такой?

Машка только беззвучно шевельнула в ответ розовыми, под цвет пеньюара, губами, как рыба в аквариуме.

– Как-то встречались, – коротко бросила тетя, а потом спросила: – Ну и как вам моя квартира, милочка?

Маня еще раз беззвучно открыла и закрыла рот и потупила очи. Паше захотелось броситься вон, чтобы ничего этого не видеть и не слышать, но железный лязг замка за спиной не оставил никаких надежд на бегство, и тогда она шагнула вперед и в сторону – лишь бы куда-нибудь спрятаться.

Паша толкнула высокую двустворчатую дверь и застыла на пороге. Мужчина, который стоял за ней, застыл тоже, и теперь они бессмысленно таращились друг на друга. Незнакомец пришел в себя первым, потому что как-то странно дернулся и… подмигнул. Вот тут Паша наконец узнала его и совершенно идиотски улыбнулась в ответ.

Марчелло был уже в штанах, но без рубашки и босой. Под остекленевшим Пашиным взглядом он натянул футболку, секунду помешкав, сунул в карман носки и очень даже галантно произнес:

– Пардон! – Затем аккуратно, бочком просочился мимо стоявшей столбом Паши в дверь, старясь ее не задеть. – Пардон, – повторил он еще раз, в прихожей, каким-то одним широким движением сгреб куртку, ботинки и открыл дверь. – Пардон, – произнес Марчелло в третий раз, теперь уже на лестничной площадке, и исчез. Зато на сцену выступила Шура, при этом громко хлопнув дверью.

Наверное, именно этот звук заставил всех очнуться, по крайней мере, Маня точно пришла в себя. Она колыхнула розовым воздушным рукавом и отработанным, до боли знакомым жестом поднесла руку к груди. Сейчас запоет, мелькнула у Паши бредовая мысль. И в самом деле, Маня набрала побольше воздуха и…

– Да кто вы такая? – высоким голосом спросила она.

– А вы разве не поняли, милочка? Я хозяйка этой квартиры.

– Какая еще хозяйка?! Что вы мне тут несете? Врывается сумасшедшая старуха и качает мне права! Ты где ее откопал?!

Паша слушала сестру, открыв рот. Неужели и в самом деле все это произносила Машка? Ее лицо покрылось пятнами и стало как две капли воды похожим на лицо маман. И Ленский, он смотрел на Машу с каким-то странным выражением и не пытался заставить ее замолчать.

– …я сейчас милицию вызову, я… – Маня все-таки запнулась, потому что перед ней, точно чертик из табакерки, возникла маленькая сгорбленная фигурка. Она не доходила Мане даже до подбородка, поэтому высоко воздела костлявую руку и поводила пальцем перед самым Машкиным носом. Сестра брезгливо отпрянула.

– Ты мне тута не ори! Тута Ангелина – хозяйка! Мы сами милицию позовем! Мы найдем на тебя управу! Тебя саму с мамашей твоей в милицию сдать нада! В чужую квартиру въехала!