Плотникова насмешливо приподняла бровь и, чмокнув Сергеева в перепачканную йодом щеку, шепнула на ухо:

– Я пока выйду.

В дверях Вика столкнулась с входящими в палату столпами украинской национал-демократии. Титаренко вежливо кивнул, попытавшись изобразить улыбку своим подобием рта. Получилось похоже, но почему-то угрожающе.

А Сидорчук действительно обрадовался. Расцвел майской розой, чмокнул Плотникову в щеку, аккуратно, держа дистанцию, поддержал за локоток, шепнул что-то на ушко. Вика, скосив на Сергеева хитрый глаз, тихонько рассмеялась и, шепнув Петру Виленовичу что-то в ответ, выскользнула из палаты в коридор, едва кивнув Лаврику, все еще держащему дверь открытой.

В руках у Лаврика был пакет подозрительной формы, к тому же позвякивающий. Он, не выпуская ноши из рук, так и остался у входа, а Титаренко с Сидорчуком, пройдя чуть вперед, замерли возле кровати Блинчика, словно почетный караул у мавзолея. Оба в темных официальных костюмах, белых рубашках, однотонных галстуках и черных остроносых туфлях – ни дать ни взять мафиози, пришедшие проводить друга в последний путь.

Титаренко внимательно посмотрел на Сергеева. Взгляд у него был тяжелый, немигающий, как у ужа, но без враждебности – так рассматривают экспонаты в музее естественных наук – вершину творчества местного таксидермиста, побитую раскормленной молью.

Сергеев взгляд выдержал спокойно, улыбнулся в ответ, подумав про себя за те несколько секунд, что Титаренко сверлил его глазами, что иметь Александра Леонидовича во врагах – роскошь, доступная далеко не всем. Нехороший взгляд был у Александра Леонидовича, тяжелый. Раньше такой взгляд называли «дурным глазом». Может быть, поэтому и не любил партийный лидер появляться на фотокарточках и в телевизионном кадре. В сравнении с ним даже российский коммунистический вождь Зюганов, до того как имиджмейкеры научили его улыбаться, а не показывать коренные зубы в свирепом оскале, выглядел нежным и пушистым воспитателем младшей группы детского сада.

Для публики у национал-демократов был припасен Петр Сидорчук – воспитанный, вполне европейский, склонный к дискуссиям и, что самое главное, одним своим видом вызывающий желание немедля вступить в ряды движения. Особенно его внешность действовала на женщин в возрасте до пятидесяти лет.

Начальник партийной контрразведки, партийный идеолог, блестящий предприниматель и, как и Титаренко, достаточно известный юрист, Петр Виленович внешне был привлекателен, несмотря на ширившиеся надо лбом залысины и непропорционально маленький нос. А когда Петр Виленович улыбался, то его верные поклонницы разных возрастных категорий падали штабелями – настолько привлекательным, одухотворенным, да, что говорить, просто красивым становилось его лицо.

Как политик Сидорчук казался Михаилу гораздо интересней Титаренко. Хотя из рассказов Виктории Сергеев в целом представлял себе истинную расстановку сил.

Вообще, партия господ Титаренко – Сидорчука – Блинова, скорее, была удачным коммерческим предприятием, чем политическим образованием. Политика, естественно, играла в их жизни главную роль, но только потому, что от нее зависели успехи бизнес-деятельности. Эта позиция была выстрадана, вымучена, выношена, но не уникальна. Из всех партий только социалисты старались показать себя бессребрениками, существующими на взносы членов партии и спонсорские деньги. Но социалисты и их бессменный лидер господин Жаркий были людьми кое в чем уникальными, но далеко не все настолько бедными, какими хотели казаться. Остальные, что провластные, что оппозиционные, что условно нейтральные, понимали, что век депутата короток, вопросов, которые надо решать, много, а денег всегда не хватает.

Время энтузиастов закончилось давно, ровно в тот момент, когда первый энтузиаст-депутат понял, что сами стены Верховной Рады своими флуктуациями порождают движение денежных потоков. И, осознав это, возрадовался. И вместе с ним возрадовались все остальные, ибо поняли, что в этом их счастье!

Но, если без шуток, абсолютное большинство тех, кто шел в Верховную Раду еще в первом созыве, прекрасно понимали, зачем туда идут. Были, конечно, отдельные светлые личности, не лишенные идеализма, но среда меняет человека и через несколько лет эти светлые личности легко сливались с общим фоном. Или исчезали из кулуаров по тем или другим причинам. Причин доставало в избытке.

Вместо тех, кто проиграл в предвыборной гонке, в стены Рады приходили новые депутаты. Люди непростые, с большими состояниями и невнятным прошлым, выигравшие на выборах с помощью каких-то странных приемчиков с английскими, малопонятными названиями. А чаще с помощью крепких ребят, огромных бабок, качественных ксероксов и дорогих ризографов. В конце гонки каждого из прорвавшихся к кормилу ждали депутатская неприкосновенность, привилегии и власть. Пусть и ограниченная, в сравнении с властью президента или премьера, но настолько большая, что простым украинским гражданам должна была казаться практически безграничной. И деньги. Конечно же – деньги.

За лоббирование интересов, за противостояние лоббированию, за переход из фракции во фракцию, за поддержку чужого бизнеса, если так корректно можно назвать банальное «крышевание». На глазах у азартно голосующего народа его избранники, приходившие в Раду в старых чешских костюмах, купленных в советское время за сто сорок полновесных рублей, превращались в приверженцев «хай кутюр» и представительских автомобилей ценой в сто с лишним тысяч долларов.

Те же, кто изначально приезжал на работу в Верховную Раду на «мерседесах», тюнингованных фирмой «Брабус», и в костюмах от Бриони, сразу переходили на качественно другой уровень потребления. Для них, имевших все и до того, как войти в здание на Грушевского, интерес представляла сама власть. Не как абстракция, конечно, а как средство создания монополий и бизнес-конгломератов, не имевших аналогов по степени влияния на Украине.

Цель и у тех, и у других была одна – личное обогащение. Ну как в такой неблагополучной среде выжить идеалисту? За несколько лет количество миллионеров в парламенте фактически сравнялось с количеством избранных в него депутатов. Это было неизбежной исторической закономерностью, не такой надуманной, как знаменитая ленинская «смычка города с деревней».

Реальность, утратившая всякий романтический флер на пороге наступления двадцать первого века, была значительно смелее самой смелой фантазии, интересней, чем самый замечательный приключенческий роман. Главное было оказаться в нужное время в нужном месте. Иметь «правильных» и влиятельных друзей, умение носить долю и гнуть выю.

В стране, находящейся по уровню благосостояния в конце списочной сотни, в стране, где уровень инфляции еще недавно достигал тысяч процентов в год, в стране, которую весь остальной мир называл Верхней Вольтой без ядерных ракет, в стране, в которой 98 процентов населения жили за чертой бедности, рождался новый класс. Он рождался не в муках. Не в темноте меняльных лавок, не на бойнях, не в цехах металлургических и химических заводов, не в полузатопленных забоях. Он рождался в процессе полукриминального и криминального передела государственной собственности в частную.