Русский историк и коллекционер М.П. Погодин, начиная с 1820-х годов отстаивавший норманнскую теорию, придавал большое значение труду С.А. Гедеонова. Он говорил о том, что норманнская система, со времен профессора Иоганна Филиппа Густава фон Эверса «не имела такого сильного и опасного противника», как Гедеонов. И он считал его книгу «отличным украшением богатой литературы о происхождении варягов и Руси».

Историк Ф.Я. Фортинский, бывший в свое время деканом историко-филологического факультета, а затем ректором Императорского университета Святого Владимира, проведя разбор сочинения С.А. Гедеонова «Варяги и Русь», сделал такой вывод: «Исследование господина Гедеонова, как представляющее попытку пересмотреть и разрешить варяжский вопрос в целом его объеме, конечно, должно быть признано вполне соответствующим современным потребностям русской исторической науки: оно является как раз в ту минуту, когда норманисты, оправившись от ударов, нанесенных им приступили к перестройке своей системы в ином виде. И нужно отдать честь автору, он по-прежнему метко указывает на слабые стороны противников и умеет сбивать их с избранных ими позиций».

С другой стороны, Ф.Я. Фортинский отметил: «Но являясь самым опасным врагом норманнской системы, господин Гедеонов, по нашему мнению, оказывается не особенно осмотрительным при постройке своей собственной: то он употребляет в дело материал весьма сомнительнаго качества (предания), то неудачно применяет научные приемы к обяснению источников, то впадает даже в противоречия с самим собою».

И это неудивительно, ведь слабость любой научной системы «зависит не столько от вины автора, сколько от скудости средств, бывших в его распоряжении».

Попробуем же разобраться с доводами С.А. Гедеонова и Ф.Я. Фортинского.

Но сначала уточним, что начало версии о том, что Древняя Русь была скандинавского племени, положил академик Готлиб Зигфрид Байер, не знавший ни русского, ни славянского языков. Он потрудился над шведским лексиконом, чтобы выкопать из него слово, которое хотя бы косвенно и с натяжкой можно было поставить корнем к слову «варяг». Не нашел и заявил, что «русские летописи называют варягами готландцев, шведов и норвежцев». Байер написал: «От начала руссы или россияны владетелей варягов имели. Выгнавши же оных, Гостомысл, от славянского поколенья, правил владением». В его княжение русский народ опять сделался от «междоусобных мятежей ослабевшим и от силы варягов утесненным». Тогда «по его совету россияне владетельский дом от варягов опять возвратили, то есть Рюрика и братьев».

Никаких исторических свидетельств этому Байер не приводит, но упирает на чисто филологические подтверждения своей гипотезы. Сравнив имена первых русских князей и их воинов с именами героев северных саг, он обнаружил их сходство и пришел к выводу, что все они – скандинавские.

А потом, как водится, долгое время почти все лучшие представители русской исторической науки так или иначе, принимали участие в разъяснении затронутого Байером вопроса. Это и понятно! От этого зависит взгляд на всю Древнюю Русь.

Ф.Я. Фортинский называет варягов-руси «загадочным сфинксом», и он отдает должное С.А. Гедеонову, который «строго держится в пределах чисто ученой полемики» и «отличается от своих предшественников тем, что не слегка берется за дело, а после довольно обширного изучения источников и сочинений своих противников».

С другой стороны, норманисты, ошеломленные поначалу нападками С.А. Гедеонова на их систему, перешли к перестройке своей системы в новом виде. Это говорит о том, что они в целом признали справедливость его возражений.

С.А. Гедеонов утверждает, что варяги, в течение двух с лишним веков принимавшие участие во внутренних и внешних делах русского государства, по отношению к восточным славянам были пришельцами, слившимися потом с ними в одну народность.

* * *

Но кем бы ни были варяги на самом деле, «Повесть временных лет» именно с ними связывает появление Древнерусского государства.

Соседи считали варягов народом умным, потому что у них уже давно имелись правильные государи, которые заботились о них так, как заботится добрый отец о своих детях, и у них были придуманы законы, по которым эти государи управляли ими. Поэтому варяги, по мнению окружавших их людей, жили вполне себе счастливо.

Видя это, славянские старейшины уговорили своих соплеменников отправить послов к этому храброму и предприимчивому народу, чтобы просить у него князей для управления ими. Послы сказали варяжским правителям: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, так что идите княжить и владеть нами».

А вот, например, историк Август Людвиг Шлёцер, который вел дружественную научную полемику с М.В. Ломоносовым и содействовал публикации «Истории Российской» В.Н. Татищева, не допускал призвания варягов в смысле правителей, а видел в них «оберегателей границ». Историк М.П. Погодин полагал, что призваны были не некие изгнанные, а особое «племя норманское», с которым славяне раньше состояли в мирных взаимоотношениях. Историк С.М. Соловьев видел в варягах третейских судей.

Эти исследователи основывали свои положения на сообщениях летописца Нестора. Прекрасно! Но С.А. Гедеонов на это замечал, что подобные воззрения подразумевают (возможно, бессознательно) необходимость добровольного подчинения славянских племен враждебному игу полудиких «северных людей», что логически немыслимо, если не поставить эти племена на несравненно низшую ступень гражданского образования по сравнению со скандинавами.

Не выяснив вопроса о том, кто и зачем призывал варягов, норманисты, по мнению С.А. Гедеонова, не вполне верно поняли, и кто такие были сами призванные варяги. Ну, в самом деле, не могли же славяне искать миротворцев среди иноплеменников, да и может ли вообще быть миротворцем иноземец, не знающий языка, на котором он должен выслушивать жалобы и претензии незнакомых ему людей?

В летописи Нестора сказано, что варяги жили по Варяжскому (то есть по Балтийскому морю), и они «бо прозвашася Русью»[20].