одна и всегда была одна. И это было именно то одиночество, которое она испытывало на земле.

У нее никогда не было много друзей, за исключением Джейн и она уже привыкла быть сама по себе. Ее собственный муж редко бывал дома. Еще одно благословение. Одинокая прогулка по саду прояснила бы ее мысли. Послеобеденный чай в ее залитой солнцем гостиной с книгой успокоило бы ее разум. Долгая поездка по Роттен-Роу всегда была приятным путешествием. На протяжении большей части своей причудливой одинокой лондонской жизни она наслаждалась одиночеством.

Но это место… Оно было совсем другим. Оно было больше похоже на воображение. Воздух был тяжелым — не удушающим, но дразнящим. Она задавалась вопросом, есть ли магия, витающая в атмосфере, то как ее мысли так легко блуждали, то как она так часто засыпала только для того, чтобы проснуться и обнаружить, что огонь ярко горит, а новая свеча была установлена на ее столе рядом с диваном, где она читала. Она часто спала и ей ничего не снилось. Пустота заполняла ее до тех пор, пока она не упала на покрытый ковром пол, рыдая, ее цепочка звенела на запястье.

Одиночество никогда не ослабевало, а росло в геометрической прогрессии. Она задавалась вопросом, где был Дамас, куда он ушел, почему он оставил ее такой заброшенной в этом месте.

Каждый раз, когда открывалась дверь и входила Лори, Кэтрин испытывала разочарование. Потом она ругала и ненавидела себя за то, что страстно хотела его увидеть. Ее отчаянное желание поговорить, установить контакт с другим человеком переполняло ее до дрожи. Она читала с большой страстью, пытаясь убежать от своей мучительной реальности. Стопка книг, которые она читала и перечитывала, становилась все выше и выше. Она заметила, что начала собирать третью стопку, все они были такими высокими, что покачивались, готовые упасть при малейшем дуновении ветра.

Как долго она будет страдать от этой горькой печали, медленно разъедающей ее изнутри? Никто не мог сказать. Всегда был слышен только вой ветра за стенами замка, или потрескивание огня в камине, или Лори, наливающая ванну, по одному горшку за раз.

Никаких слов утешения. Никаких слов вообще. Только те, что у нее в голове, воспоминания, повторяющиеся снова и снова. Однажды она заново пережила свою встречу с Джорджем в церкви, то, как он говорил мягко, с добротой шепча, держа ее за руку и проводя по мягким линиям ее ладони. Это воспоминание чуть не убило ее. Она не ела несколько дней, но постепенно вернулась к привычному образу жизни.

Чтение, еда, сон. Еда, сон, чтение.

Ничего никогда не менялось, пока однажды…

Глава 26

Кэтрин

На ее обеденном подносе стояла алебастровая статуэтка посередине, это было прекрасное произведение искусства, изображающее женщину верхом на прекрасной лошади. Кэтрин внимательно изучила ее в своих руках, понимая, что черты лица женщины были слишком заметны, чтобы принадлежать кому-либо, кроме нее.

— Твой хозяин дал тебе это? — спросила она Лори.

Служанка кивнула и пошла готовить ей ванну. Это заняло у нее пять походов, уходя и возвращаясь с кастрюлями теплой воды. Поскольку она просеивала через стены замка туда, где нагревалась вода, процесс не занимал вообще никакого времени. После того, как было вылито ее последнее ведро, Кэтрин шагнула в дымящуюся ванну.

— Он спрашивал, как у меня дела? Или вообще жива ли я еще?

Девушка-демон, или кем бы она ни была, конечно, ничего не сказала, молча занимаясь своими делами.

Кэтрин взяла статуэтку с собой в ванну, переворачивая ее снова и снова, прослеживая прекрасные линии лошади и отмечая изысканную одежду всадника, не отличающуюся от той, что принадлежала ей.

В ту ночь Кэтрин заснула, уставившись на статуэтку на прикроватном столике, и ей приснилось, что она скачет галопом по зимнему лесу, покрытому пушистым снегом. Ветер восхитительно хлестал ее по щекам, наполняя легкие до отказа холодным воздухом. Она чувствовала себя удивительно живой, сильной и красивой.

Она внезапно проснулась. В темноте. Одна.

Глава 27

Кэтрин

Еще один день. Кэтрин отодвинула нетронутое блюдо, которое Лори принесла для нее. У нее не было аппетита, сердце болело, ей хотелось действительно быть девушкой на лошади, способной ускакать далеко-далеко. Свернувшись калачиком на коврике у камина, она заснула, а затем ей приснилось, что она снова молодая девушка, сидит в летнем поле и собирает клевер, в то время как арендаторы ее отца обрабатывают пшеницу рядами на земле. Она проснулась и обнаружила, что на нее накинуто мягкое розовое одеяло, пахнущее солнцем, землей и пшеницей. Она снова заплакала.

Глава 28

Кэтрин

Однажды, поковырявшись в тушеной говядине и испеченном хлебе, осушив большой бокал вина и дав остыть теплому заварному крему, она лежала, растянувшись на бархатном диване, когда вошел Дамас, как всегда небрежно. Она приняла сидячее положение с книгой на коленях, наблюдая, как он бесцеремонно пересекает комнату. Ее пульс участился при виде него, одетого в официальный вечерний костюм, выглядящего щеголевато и развязно, как всегда. Он был действительно красив в каком-то холодном, фарфоровом смысле. Мысли Кэтрин обычно были заняты радушным джентльменом с каштановыми волосами.

Выражение его лица показало ей, что он не был доволен тем, что увидел.

— Добрый вечер, Кэтрин.

Она не ответила.

— Ты неважно выглядишь. Ты ешь?

— Иногда, — ответила она, отметив, что ее голос был хриплым от того, что она давно его не использовала.

Он сел рядом с ней на диван, оставив между ними два фута, его тело было наклонено к ней.

— Я бы хотел, чтобы ты поела. Твои щеки потеряли цвет.

Ей хотелось поднять книгу, лежавшую у нее на коленях, и швырнуть ее ему в голову, как она делала раньше, но она знала, что он уйдет и не вернется целую вечность, как раньше. Он хорошо научил ее последствиям плохого поведения. Ей нужно было с кем-то поговорить, иначе она сойдет с ума. Пусть это даже будет он.

— Я в депрессии, — сказала она в стоической, бесчувственной манере.

— Я вижу это. Я не хочу, чтобы ты была в ней. — Его голос прокатился по ее коже, мягкая ласка сострадания. Он был искренен, и от этого ей стало еще больнее.

— Тогда отпусти меня.

Он наклонился вперед, поставив локти на колени, и посмотрел вниз на свои сцепленные руки.

— Я не могу.

Ей хотелось кричать и гневаться на него, но наказанием было бы еще большее одиночество. И будь она проклята, если не жаждала человеческого или даже демонического общения. Она прикусила нижнюю губу, ощутив