Стало быть, мир идей — это самодостаточный, существующий сам по себе мир. Ему противостоит производный от него мир чувственных вещей как мир кажущийся, нереальный, мир несовершенный, мир вечного становления, который, по сути, есть, всего лишь копия, тень мира идей.

Соотношение этих двух миров Платон выражает категориями «подражание», «причастность» и «присутствие». Подражание есть стремление вещей к идеям. Вместе с тем вещи причастны идее, ибо любая вещь возникает через ее причастность особой сущности. Присутствие означает, что вещи чувственного мира сходны со своими идеями, вещи присутствуют в идеях. Правда, у самого Платона эти отношения идей и вещи выражены столь неясно, что очень трудно понять точный смысл этих категорий. Так, в «Тимее» читаем: «Природа эта (природа, которая приемлет все тела. — И. Ш.) по сути своей такова, что принимает любые оттиски… входящие в нее и выходящие из нее вещи — это подражание вечносущему, отпечатки по его образцам, снятые удивительным и неизъяснимым спосо- бом»[267].

Эта неясность породила множество кривотолков. Так, мысль Платона о том, что идеи суть причины вещей, была истолкована некоторыми исследователями в том смысле, что идеи якобы буквально порождают вещи. Безусловно, что идея никоим образом породить вещь не может: идея может породить только другую идею, вещь может породить только другую вещь. Если и можно говорить в данном случае о порождении то только в том смысле, что платоновская идея, по словам М. К. Мамардашвили, «является интеллигибельным принципом»[268], порядком, упорядочивающей структурой, порождающей другие упорядочивающие структуры, каковыми являются вещи.

Сам факт того, что каждая вещь суть копия, тень идеи этой вещи не означает, что всякая вещь будет иметь идею, ибо идеальный мир Плат она — это не просто мир сущностей, а царство благих сущностей. Платон, следуя Сократу, согласно которому истинное знание есть прежде все нравственное, добродетельное знание, также подводит под царство идей нравственную основу, утверждая, что мир идей суть царство должного. Идея понимается не только как сущее, но и как то, что должно быть, т. е. как идеал. Но это идеал, который бесконечно реальнее, любой видимой, чувственной вещи. В этом смысле идеализм Платона имеет этический корень. И чем вещь ближе к идее, тем она реальнее и совершеннее, и, напротив, чем она дальше отстоит от идеи, тем она менее реальна и совершенна. 1 Мир идей Платона строго иерархичен. Идеи не просто сосуществуют друг с другом, а находятся в отношениях подчинения (по аналогии подчинения вида роду) или соподчинения (две и более идей могут входить в од- - ну родовую идею). Каждая идея включена в другую, более широкую, над ней стоящую, и в свою очередь включает в себя другую, менее широкую, находящуюся под нею, так что весь мир идей представляется как бы одной сплошной цепью, в которой каждое звено входит в следующее, большее, нежели оно само.

В «иерархии» идей высшее место Платон отводит идеям блага, истины, прекрасного: истина, красота и добро царят в его мире идей. По Платону, путь к истине лежит через созерцание прекрасного, а от него к прекрасным нравам, т. е. к добру, а от них к прекрасному самому по себе, истинно- сущему прекрасному, иначе, к идее прекрасного. Но наивысшая, по Платону, «идея есть не идея истины и не идея прекрасного, а идея блага». «Познаваемые вещи, — читаем в Государстве“, — не только могут познаваться лишь благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя само благо не есть существование, оно — за пределами существования, превышая его достоинством и силой»[269]. Именно идея блага придает познаваемым вещам истинность. «Правильно, — продолжает далее Платон, — считать познание и истину имеющими образ блага»[270]. Идея блага есть самое важное знание, ибо без нее, по Платону, все человеческие знания были бы совершенно бесполезными.

Учение Платона об идеях не оставалось неизменным, но в течение долгой жизни он его развивал и изменял. Уже в старости Платон попытался развить мир идей как систему чисел. Эта попытка Платона слегка намечается в позднем диалоге «Филеб», главные же сведения о ней можно почерпнуть у Аристотеля, особенно из его «Метафизики». "

Рассмотренные выше два типа знания — разумное, истинцое знание и знание-мнение, знание мнимое получаются в результате восхождения познания от постижения постоянно становящегося бытия, т. е. мира чувственных вещей, дающего знание мнимое, мнения к умопостигаемому бытию как носителю истинного знания. Однако сам переход от первого уровня познания ко второму, согласно Платону, опосредован промежуточным этапом, олицетворяемым геометрией. Стало быть, геометрия — это промежуточная часть процесса познания между постигающим чувственные вещи мнением и постигающим идей знанием. Иными словами, геометрия — мост, ведущий от мнения к знанию. Именно этим объясняется важность и значимость геометрии в гносеологической концепции Платона, о чем свидетельствует широко известная всем ныне надпись на дверях Платоновой Академии: «Не геометр — да не войдет».

Сам умопостигаемый мир структурно состоит из двух частей. Первая — эта та его часть, которая постигается посредством условных исходных допущений, каковыми являются исходные аксиоматические понятия геомет- рии. Так, в 6-й книге «Государства» Платон, обращаясь устами Сократа к одному из собеседников, пишет: «Тебе легче будет понять, если сперва я скажу вот что: я думаю, ты знаешь, что те, кто занимаются геометрией, счетом и тому подобным, предполагают в своем исследовании, будто им известно, что такое чет и нечет, фигуры, три вида углов и прочее в том же роде. Это они принимают за исходные положения и не считают нужным отдавать в них отчет ни себе, ни другим, словно это всякому и без того ясно. Исходя из этих положений, они разбирают уже всё остальное и последовательно доводят до конца то, что было предметом их рассмотрения»[271]. Итак, геометрия выступает в качестве предпосылочного знания на пути постижения умопостигаемого мира при помощи рассудка, пользующегося образными подобиями. Объектом его являются полученные субъективно априорным путем выводы из посылок, т. е. рассудок не восходит к началу интеллигибельного мира. Это становится возможным только с помощью разума благодаря его диалектической способности.

Восходя от предпосылок рассудочной геометрии, оперирующей геометрическими объектами, диалектический разум устремляется на вторую часть умопостигаемого мира — объективно априорное, беспредпосылоч- ное начало, содержание которого образует абсолютно достоверный мир чистых идей. Но каков онтологический статус этого мира?