Кареев усмехнулся.

– Ну пойдемте за стол, сколько же звать можно? – снова появилась на пороге Варька.

В этот раз никто и не подумал отказаться. За столом сестры весело болтали, наперебой развлекая гостя. Варька, глядя на них, только изумленно качала головой, а вот Фома был отчего-то непривычно хмурым и неразговорчивым. Едва дождавшись, пока дамы накормят гостя и мило с ним распрощаются, он выскочил из-за стола и накинулся на тещу с теткой:

– Это что еще за мужик?!

– Прораб. Наш новый прораб, чего ты? Ты посмотри, как он нам быстро все дело поставил! Завтра уже вечером будем спать в чистых комнатах. А что тебя не устраивает? – отбивались сестры.

Фома в непонятной ярости умчался в комнату, женщины двинулись за ним.

– Вы наивны, как дети! – крикнул Фома и унесся на кухню.

Но, видно, и там усидеть не мог, прибежал обратно и притащил две старенькие тарелки. Встав на середину комнаты, он аккуратно бросил на пол одну, а затем и вторую тарелку. Посуда даже не треснула.

– Ты зол, это мы поняли, но в чем дело? Что ты узнал? – встревожилась Варя.

– Что я узнал? Я узнал, что за мной, оказывается, следила Серова! И следила вместе с Паганини. А потом – представьте, какое совпадение! – убивают Серову, а парнишку укладывают в больницу. Причем его тоже хотели убить, но тот чудом выжил. И догадайтесь, за что их так немилосердно?

Варька нахмурилась. Гутя моментально забыла про все флирты вместе с работой, а у Аллочки бешено заработал мозг.

– Фома, не паясничай, говори, – не выдержала Варя.

– А я и говорю! Все просто – Тамара, помнишь, Варя, ту девчонку, которая адрес Паганини дала? Так вот она, оказывается, любит этого парнишку уже давно. А он ее нет. Ну бывает, случается. Мало того, Алеша Поганкин страстно влюблен в Серову Ирочку, которая этим пользуется. Ирина следит за мной… ну, по некоторым причинам…

– Из-за пылкой любви, знаем, дальше?

– А поскольку я езжу на машине, а своей машины у девицы нет, то она припрягает Поганкина, и тот с радостью гоняется за мной на папашиных колесах. Но однажды Ирочка замечает, что за мной гоняется не только их дуэт, но и еще некто на такси. А потом как-то так получается, что погибает Ира Серова. Причем совсем неожиданно, заметьте, не под машину попадает, а в собственном подъезде погибает. А через некоторое время и Алешу Поганкина хотят прикончить. Ну как?

– А может, это совпадение? – спросила Гутя. – Все-таки они ведь в одной компании были.

– Да и компания у них, надо сказать… Там и за пакетик героина пырнут, не задумываясь, – вспомнила Варя.

Фома наконец успокоился. Устало сел на диван и зажал голову руками.

– Может, оно и так, а если нет? И потом, я все никак не могу понять: кому надо было за мной следить? Тамара говорила, что этот мужик, там в такси мужик был, что он за мной несколько дней мотался. Зачем? А вы тут неизвестно с кем шашни разводите!

– Я у него смотрела паспорт! – спешно возразила Гутя. – И потом… Если уж на то пошло… У нас в доме есть пистолет.

У Фомы голова окончательно опустилась, чуть не до пола. Варька охнула, а Аллочка поджала губы и решила ни за что не сознаваться. Так Фома, чего доброго, и Толика принимать запретит.

– Где он? – еле слышно спросил Фома.

– Там… на балконе… Я его в банку с луковой шелухой положила, сейчас принесу, – засуетилась Гутя.

– Не надо! Я сам.

Фома торжественно поднялся и пошел к балкону, печатая шаг. Было похоже, что он идет уже на расстрел, а не за пистолетом. Женщины притихли и, затаив дыхание, слушали, как он гремит на балконе пустыми банками.

– Там ничего, – вернулся с балкона замерзший Фома. – Там только три двухлитровые баночки, но они совсем чистые и пустые.

– Это я… я сегодня мусор из комнат выкидывала, ну и эту банку вышвырнула вместе с луковой шелухой… Я подумала: зачем нам шелуха? – робко проговорила Варя.

Гутя укоризненно покачала головой. Она давно подозревала, что Варя выбрасывает пустые банки. Она все время говорила, что они занимают много места, что все равно никто не собирается варить варенье и солить огурцы, поэтому и незачем их копить. А Гутя копила. Ей всегда казалось, что в один прекрасный осенний вечер на нее снизойдет уменье, она возьмет, да и насолит помидоров или там огурцов, к примеру, и все сказочно удивятся. Но уменье не появлялось, желание возиться с овощами – тоже, а банки стояли. И Варька их нещадно выкидывала. А вот сегодня она выкинула и пистолет, который бы сейчас – ох как! – не помешал.

– Ты что, не чувствовала, что там пистолет? – спросила Гутиэра.

– Можно подумать, у нас в каждой банке по пистолету хранится, – огрызнулась Варька.

– А откуда он взялся? – подозрительно уставился на мать Фома.

– Ты чего на меня так смотришь? Это я нашла в нашем тайнике. Хотела деньги уложить, чтобы строителям глаза не мозолили, сунулась, а там такая игрушка. Ты лучше спроси: как она туда попала? Между прочим, про тайник знаем только мы.

Аллочка решила, что дальше отпираться бесполезно. Надо просто ситуацию представить в ином свете.

– Ой, господи, дался вам этот пистолет, – махнула она рукой и равнодушно уткнулась в телепрограмму. – Да я его туда сунула. Ходила по магазинам и увидела такую зажигалку чудесную – ну точь-в-точь как настоящее оружие! Вот и захотелось мне на Новый год Толику подарок сделать, купила. Между прочим, она так дорого стоит, а вот теперь подарок пропал.

– А почему в тайник сунула? – прищурилась Гутя.

– От вас подальше! – скорчила рожу Аллочка. – Вы же, если бы узнали, проходу не дали! Кричали бы, что такая дорогая вещь, а ты ее щербатому!

Неверовы надулись, но тут же снова вернулись к разговору о Паганини.

– Ну, а как парнишка себя чувствует? У тебя никого знакомого нет в больнице? Он говорить не может?

Фома передавал, что говорил ему врач, что говорила Тамара, а когда поток вопросов иссяк, призадумался.

– Аллочка, а почему сегодня Толик не пришел? – вдруг спросила Варя.

– Наверное, живот еще не прошел. А что?

– Да я так… ничего…

– И все же, как связаны Псов и я? – неожиданно спросил Фома. – Псова убили у нас в квартире, потом за мной начинают следить и попутно освобождаются от свидетелей.

– Может, у тебя в поликлинике действует группа наркодельцов, а ты им мешаешь? – предположила Аллочка.

– Ерунда. Я сейчас никому не мешаю, у меня отпуск. И потом, при чем здесь Псов? Почему его убили у меня на балконе? И отчего Псов вышел на балкон? На улице ведь не май месяц. Покурить? Так он не курит, Аллочка говорила. Отчего Псов заставлял женщин кусать мясо? Я согласен, он, вероятно, душевнобольной, но я-то здесь каким боком? Я даже не психиатр, я хирург.