Тысячи писателей на протяжении столетий придумывали героев, обстоятельства, в которых они действовали, создавали фантастические миры. И вот теперь я оказался тем единственным, на чьи содрогающиеся от холода плечи легла тяжесть всех убогих ожиданий так называемой творческой интеллигенции. Останки публики, собравшейся в покинутом торговом центре, в одном лице. Единственное утешение – что отныне авторы не напишут и не напечатают больше ни строчки и тем самым не усугубят литературный след безответственного человечества. Этого хлама и без того хватает, его так много, что моя бедная головушка готова взорваться от бомбежки чужими мыслями. Решил покончить с чтением. Комиксов мне более чем достаточно. Когда ситуация или проблема никак не решается за три последовательных картинки, можно со спокойной душой отбросить все в сторону. Тыкаться в сложные системы нет смысла. Завоняют и развалятся. Кто их потом в кучу соберет?

Но чтобы закончить на позитивной ноте, представим себе, что вдруг да птицы когда-нибудь научатся читать (можно смеяться), и мы увидим их растянувшимися на лугу в обнимку с военным романом, на обложке которого летит белый голубь мира с где-то спертой оливковой веткой, судорожно зажатой в клюве.

Началось это позавчера. Отбывал вахту на крыше, бутылка Havana Club была уже почти ополовиненной, когда мне на нос опустилось нечто нежное, холодное и невидимое – тотчас растаяв, оно скатилось почти несуществующей слезинкой и исчезло в чаще моей заросшей физиономии. Я сделал очередной глоток и задрал голову к небу, которое хвастливо демонстрировало свою способность расщеплять скучный серый цвет на гораздо больше чем пятьдесят оттенков. Достойный это роман или дрянной, а соперничать с природой литературе не по силам.

За посланной на разведку первой снежинкой вскоре последовало пополнение. Вокруг меня по одному стали приземляться тихие и прозрачные парашютики. Безветрие явно способствовало небесному десанту. Пушистые хлопья падали отвесно и приземлялись точно в цель, где за мгновение резво превращались в капельки воды.

После обеда ситуация изменилась. Облачко пара у меня изо рта стало больше походить на столб дыма из трубы новенького паровоза. Температура упала ниже нуля, и десантники перестали маскироваться. В натуральном виде они теперь потихоньку громоздились друг на друга. Волоча за собой ноги, я сделал несколько кругов по крыше, давя их как беспомощных таракашек.

Здорово похолодало. Я спустился вниз и разжег в ванне костер, раскалил камни, лег и уснул, предварительно изрядно приняв на грудь.

Утром дверь на крышу никак не хотела открываться. Я надавил плечом и перепугался. За то время, пока я дрых, мое тело успело связать крючком из знаменитого кубинского рома добротное похмелье такой длины, что им словно пестрым платком можно было обернуть себе голову. Но кое– кто успел сделать гораздо больше. Для кого-то прошедшая ночь оказалась во сто раз эффективней.

Дверь поддалась с большим трудом, за ней я увидел совершенно новый ландшафт. Снегу навалило почти по колено. Сделал несколько шагов. Снег оказался не легким и воздушным, как в красивой сказке, а вовсе тяжелым и липким, так что в моих следах отпечатались мокрые, имитирующие протектор подошв, рисунки.

Температура в нерешительности колебалась у нулевой отметки. Небо же по-прежнему было не в себе. Утеряв какое– либо чувство меры, оно продолжало свой осенний сев. Еще целый месяц до Рождества, представление началось слишком рано.

Пришлось признаться себе, что к подобной неожиданности я не был готов. Она буквально огорошила меня.

Кинулся на поиски лопаты для снега, но не нашел. Еще бы, ведь у нас тут вечный июль.

Протоптал на крыше длинную цепочку следов, как зверь в зоопарке, которому в любом случае надо отшагать свои ежедневные километры, пусть и в клетке, размером всего в пару тесных квадратных метров.

С крыши выглянул вниз на парковку. У Форда виднелись лишь сонные передние фары под тяжелыми снежными бровями. Чуть поодаль угадывался белый рельеф останков крокодила. Озеро льдом еще не сковало. Царственные снежинки, каждая уникальная в своем роде, соприкасаясь с поверхностью воды, растворялись в темной свинцовой плазме. Неодолимый магнетизм парада безжалостной стандартизации.

Снегопад не прекращается.

Проклятие!

Все это не укладывается в голове. Вчера с огромным трудом проложил тропинку к машине. Ноги промокли насквозь. Выходит, что обзавестись нормальными зимними сапогами мне так и не удалось. Лыжные штаны оказались как нельзя кстати. Жаль, лыж нет.

Завел Форд, и пока мотор прогревался, выкурил на воздухе сигарету. Она несколько раз гасла, настолько плотно валил мокрый снег. Чувствовал, как вязкий слой микрон за микроном ползет вверх по штанинам.

Ной построил ковчег, в котором должно было хватить места для каждой земной пары тварей. Мне хватило бы и снегохода «Буран». Для меня и Ким. Остальные пусть как-нибудь сами.

Но у нас здесь вечный июль. Очень не хватает практического руководства, справочника: «Ветхий Завет для начинающих» или же «Сделаем сами снегоход из подручных материалов». Никчемный книжный магазин. Да еще и солнце восходит… Стыд и срам.

Забрался в салон. В нем становилось теплее, но как-то через силу. Пират на бутылке рома Captain Morgan напомнил д’Артаньяна, брошенного мушкетерами. От дворников, застрявших под сугробами снега, толку не было.

Охватило знакомое чувство. Вспомнил день, когда отключилось электричество. Как я сидел в том помпезном доме, за окнами густой белый туман, будто затопило весь мир, только не водой, а молоком. Как пухлые «чаечата» натыкались на оконные стекла, словно слепая рыба в мутном аквариуме. А я сидел себе в удобном кресле с бутылкой пива в одной руке и ридикюлем Louis Vuitton в другой, похожий на мужика в кафе театра, чья спутница вышла припудрить носик.

Воткнул первую передачу и нажал на газ. Машина сдвинулась на полметра и застряла. Задний ход дал результат в метр. Повторил маневр еще несколько раз, потом вышел. Перед Фордом и позади него образовались два плотных вала. Мне почти до пупа.

Выкурил еще сигаретку. Новыми глазами оглядел Форда. Мой верный друг лишился своей основной функции. Я становился мелочным придирой. Дружба дружбой, а дело делом.

Забрался обратно в машину. Предательница, мать твою… Несмотря на тепло салона, у меня по спине побежали холодные мурашки. Что, черт побери, мне пытаются сказать этим бесконечным снегопадом? Ведь все уже было хорошо. Ну, или более-менее терпимо, во всяком случае, жить было можно. Жрачка, питье – пожалуйста. День сменялся ночью бесперебойно, согласно установившейся за миллиарды лет традиции. А теперь вот, извольте, начался какой-то проклятый раздрай – сапоги есть, а воду пропускают, машина есть, а не едет. Словно мир уже не может дальше двигаться по протоптанной колее, словно ему захотелось чего-то новенького, какого-то разнообразия, какого-то другого, неречевого дискурса.