стали его глаза. Тёмные и отчаявшиеся. И, чтобы не зарыдать, Агата крепко зажмурилась и нашла ключи в сумке на ощупь. Вадим и мать спустились в центр рано утром. Они по-прежнему занимались какими-то делами. Анна Георгиевна заматывала нос и рот шарфом при каждом посещении улицы.

Али дома тоже не было. Около часа назад она вышла то ли за продуктами, то ли в аптеку за очередной порцией бинтов, из которых собиралась нашить новых масок. Агата стрелой выбежала из лифта, приставила к замочной скважине ключ и повернула. Данил поднимался по ступенькам. Она слышала его голос, но не остановилась ни на минуту и, шмыгнув за дверь, глухо её захлопнула.

На этом её силы закончились. Не раздеваясь, она упала на пол и прислонилась спиной к двери. Где-то там, по другую сторону нержавеющего железа, точно так же на грязном коврике сидел Данил. Он что-то говорил ей. Что-то важное. Что-то, касающееся любви и прощения, и, она, чтобы не слышать его, набросила на голову капюшон.

Аля вернулась минут через двадцать. Забрала Агату из прихожей, помогла снять пальто и уложила в постель. Агата напоминала зомби. Она снова впала в какую-то прострацию, временами икала, временами рыдала, но большей частью шептала имя «Данил».

– Тебе позвать его? Он всё ещё стоит за дверью. И хочет поговорить с тобой.

Если позвать, то зачем? Ответить на этот вопрос внятно Агата не смогла даже себе. Она хотела видеть Данила. Страшно. До умопомрачения. Но без знания правды о нём и Лере, а совместить это было уже никак нельзя.

Аля накрыла её пледом и распустила по плечам волосы. День ото дня те становились всё более жидкими и жёсткими. Не помогали ни заграничные шампуни, ни кефирные маски, ни новомодные БАДы. Главная прелесть Агаты таяла на глазах.

Спустя час она наконец задремала. Аля задёрнула шторы и на цыпочках вышла из комнаты. Уже отходя от порога, она услышала жалобное и сонное: «Данил…»

* * *

Агате снился хороший сон. Она лежала на груди у Данила. Он гладил и перебирал её волосы. Они вместе над чем-то смеялись и смотрели пятых «Пиратов». Не было ни Леры, ни пандемии. Не было ничего. И, проснувшись, Агата почувствовала себя обманутой. Над ней издевалось собственное подсознание.

«Нет, надо с этим заканчивать, – произнесла она, глядя на себя в зеркало и услышала в этом самом «надо» нотки, с которыми обычно говорила мать. – Надо выбросить его из головы и больше не вспоминать…»

В комнате было жарко, и ей захотелось воды, а лучше тёплого молока или морса. Поднявшись с кровати, Агата пригладила волосы и тихо побрела в сторону кухни. Приглушённый гул голосов заставил её насторожиться ещё у входа в гостиную. На кухне шептались. Двое. А может, и трое. И шептались так, словно боялись, что их услышат. Кто сидел за дверью, разобрать было сложно. Мать? Отец? Вадим? Или все вместе? Агата навострила уши, но не поняла ни слова. Любопытство снова сыграло с ней злую шутку и толкнуло к порогу. Агата осторожно потянула на себя дверную ручку и создала узкую щель. Ей повезло: дверь не скрипнула и о стену не ударилась. На кухне не было ни отца, ни Вадима, ни матери. За столом находился Данил, а Аля в цветастом фартуке суетилась вокруг плиты и кастрюли с чем-то горячим.

«Предательница», – прошипела Агата, но от двери не отошла.

– Есть хочешь? У меня только-только борщ подоспел.

– Я удавиться хочу. – Данил откинулся на стуле. Куртки на нём не было, а футболка выглядела мятой и несвежей. – Вы – единственный человек в мире, который всё ещё разговаривает со мной по-доброму. Мама на меня даже не смотрит, а у папы во взгляде такое разочарование, будто я кого-то убил или изнасиловал.

Аля вздохнула и поставила перед ним полную тарелку супа. Он нехотя зачерпнул ложку, но до рта так и не донёс.

– Анна Георгиевна сказала… Много чего сказала. Не хочу повторять. А Вадим, я всегда считал его тихим, пообещал спустить меня с лестницы, если поблизости с домом увидит.

– Вадим своё слово держит, так что ты бы поостерёгся.

– Да теперь уже какая разница?.. –  Он поставил локти на стол и запустил пальцы в волосы. – Вы можете поговорить с Агатой? Вас она точно послушает.

– И что я должна сказать?

– Что я без неё жить не могу. Скучаю, как сумасшедший. Глаза закрою и её вижу. Если она меня простит, я всё сделаю.

– Измену, Данил, простить очень трудно. У некоторых на это уходят годы. А некоторые до конца жизни не могут простить изменившего им человека. Для Агаты это как сравнение. Словно ты пытался найти кого-то лучше её. И нашёл.

– Да никого я не искал.

– Постарайся поставить себя на её место. Представь, что это она тебе изменила. Что бы ты чувствовал? Как бы ты себя вёл после такого? Смог бы простить?

Агата затаила дыхание. Минуту Данил молчал, потом покачал головой.

– Я даже представить не могу, чтобы Агата мне изменила. Она в сторону других парней и не смотрела.

– Она, может, на них и смотрела, но вряд ли замечала. Ей тебя было достаточно, и она думала, что тебе её тоже достаточно.

– Почему жизнь не компьютерная игра? Вот там всё просто: заработал мало очков, вышел в удобном месте, не сохранился и зашёл заново. Играешь по второму кругу и уже знаешь про все ловушки. Если бы я знал, что сейчас всё так будет, я бы тогда никуда не ушёл. Я бы сидел с вами, ел торт и рассказывал бы какие-нибудь смешные истории.

– Знал бы где упал, соломку б подстелил… Я тоже в молодости часто этим вопросом задавалась. Всё рвалась в прошлое ошибки исправить, а с годами поняла, знаешь что?

– Что?

– Надо спрашивать: «Не почему на меня это свалилось?», а «Для чего?»

– А в чём разница?

– В том, что в этой жизни всё не просто так. К примеру, останься ты с Агатой в тот вечер, и ту девочку, Леру, могли бы убить. А так ты её спас.

– Ага, спас… И погубил свою жизнь. –