Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут же с другой стороны захлопал АКС-74 Артемьева, и к нему сразу присоединился ПКМ Карева, и поляна заполнилась криками, стонами и паникой. Имеющие первичную подготовку орлы лендвера, у которых был выработан один, но достаточно сильный рефлекс: откуда стреляют, оттуда и опасность, попытались рассредоточиться. Но плотный автоматно-пулеметный огонь уже успел нанести серьезные потери, и все, кто находился на этой поляне, просто попадали на землю и прятались за деревьями от неизвестно откуда взявшихся пулеметов.
Трое немцев не выдержали столь показательного и беспощадного расстрела и, побросав винтовки, попытались убежать, причем неслись как кабаны-секачи прямо на меня.
Обезумевшие от страха и паники лица, открытые в крике рты и короткие кашляющие очереди автомата — и катящиеся по листве тела в изорванных пулями мундирах. Невдалеке так же экономно хлопал "стечкин" с глушителем Дегтярева, отстреливая всех в немецкой форме, кто хоть как-то пытался оказывать сопротивление.
Прошло всего несколько минут после появления ослепительной Артемьевой, а ситуация резко изменилась: на поляне вповалку лежали люди и испуганно озирались по сторонам. Карев, вставив новую ленту в ПКМ, изредка короткими очередями бил над головами лежащих, чтобы никто не поднимался, а Санька во все горло кричал:
— Всем лежать! Голову не поднимать! Всем лежать!
И тут же дублировал фразу на немецком:
— Alle liegen! Den Kopf nicht heben! Alle Liegen!
Убедившись, что никто особенно сопротивляться уже и не собирается, мы под прикрытием пулемета стали выбираться из своих укрытий. Я громко крикнул:
— Штабс-капитан Мещерский!
Человек с перевязанной бинтом головой чуть приподнялся и поднял руку:
— Я, господин полковник.
— Выползайте оттуда, остальным лежать.
Невдалеке стоял Дегтярев с АКС-74 в руках и контролировал все пространство вокруг. Один из немцев, увидев, что нас так мало, попытался вскинуть винтовку, но тут же со стороны Артемьевой, которая уже успела облачиться в свою разгрузку, раздался хлопок ВСС, и ретивый немец захрипел, схватившись за простреленную грудь. Катя спокойно прокомментировала:
— Если еще будут желающие, быстро оформим пропуск в небесную канцелярию.
И продублировала это на немецком. Я, честно сказать, сильно удивился, где она этого набралась. Такое впечатление, что постоянно ходит с автопереводчиком в кармане.
Мещерский, с трудом переступая через тела, подошел ко мне и слабым голосом, в котором одновременно чувствовались и радость, и усталость, проговорил:
— Рад вас видеть, господин полковник.
— Судя по вашему виду, Павел Христофорович, получилось так, как я говорил. Армии разгромлены и войска отступают.
Мещерский опустил голову, принимая упрек на свой счет. Я его понял, поэтому попытался подсластить пилюлю:
— Не стоит принимать это на свой счет. Инертность мышления людей очень трудно преодолеть… Так, теперь к делу. Что это за люди, которых вы привели? Если не ошибаюсь, остатки вашего Невского полка?
— Так точно, господин полковник.
— Понятно.
Несмотря на приказ, на нас смотрели почти все люди, оставшиеся в живых на этой поляне, и прислушивались к разговору. Я понимал, как это выглядит со стороны — солдаты и офицеры в незнакомой форме, в маскхалатах, делающих нас похожими на леших, и главное необычное, но очень эффективное оружие.
— Вы, я вижу, пока не в форме. Есть люди, за которых вы готовы абсолютно поручиться? Сами понимаете, что тут происходит.
— Капитан Марченко… А если серьезно, то все, кто мог, уже давно сдались, и тут остались самые лучшие.
— Резонно. Хорошо.
Повернувшись к лежащим людям, крикнул:
— Капитан Марченко!
Тот сразу отозвался:
— Я.
— Поднимитесь и подойдите сюда.
Дегтярев стоял чуть в стороне, контролируя людей, и на лице его застыла ухмылка.
Невысокий плотный человек в потрепанном мундире поднялся и, осторожно переступая через людей, подошел к нам, пристально разглядывая, представился:
— Капитан Марченко Алексей Николаевич.
— Подполковник Оргулов. Вот что, Алексей Николаевич, Мещерский вам, наверное, обрисовал, кто мы такие?
Он осторожно ответил:
— В общих чертах.
— Понятно. Значит, так, капитан, мы вам не враги, а совсем наоборот, но предупреждаю, что любые необдуманные действия могут привести к очень неприятным последствиям. Вам это, надеюсь, понятно? Хорошо. Здоровых солдат вооружить трофейными винтовками, выставить боевое охранение. Пленных допросить, на предмет, что за часть и что они тут делают, и ликвидировать. Свидетели нам не нужны. Тела и все следы произошедших здесь событий убрать.
— А как же пленные… Это же бесчестно.
Ему не понравился такой подход, явно еще не хлебнул войны. Чистоплюй. Такой может дел наворотить, и нужно с него глаз не спускать.
— А с вами они что хотели сделать? Как мне показалось, вас обратно тащить у них желания не было. Вот что, капитан, эти ребята после того, как не смогли взять Осовец штурмом, пустили отравляющие газы, от которых умерло несколько тысяч солдат и офицеров. Люди умирали в страшных муках, выплевывая свои легкие. Вы еще не поняли, что это война на уничтожение. Видели бы вы, что их детишки с сорок первого по сорок четвертый в России творили. А если кто-то раньше времени узнает о нашем появлении в этом мире, то за нами и за теми, кто с нами контактировал, начнется охота. Но подумайте, что они смогут рассказать? Люди в необычной форме с очень эффективным автоматическим оружием, причем в тылу у немецкой армии. Что тут потом начнется? Раз вы пошли с Мещерским, значит, он вам что-то успел рассказать…
Я повернул голову к штабс-капитану.
— Что вы рассказали?
— Почти всё. Про войну, про голод, про отречение императора, про революцию и гражданскую войну.
— Думаю, этого достаточно, чтобы сделать выводы и определиться со своей позицией.
А вот теперь нужно делать решительный ход.
— Капитан, вы хотите изменить судьбу вашей Родины?
— Конечно.
— Так