— Ну, иди сюда, змееныш, — просипел Барак, когда понял, что уйти не удастся. Он резко поднял коня на дыбы. Бес едва успел перехватить удар его сабли и тут же ткнул левым мечом в неприкрытое кольчугой бедро Барака. Вождь степняков вскрикнул и выронил саблю. Бес ударом меча плашмя по голове выбросил его из седла.

— Молодец!

Бес обернулся: посвященный Вар благосклонно улыбался ему.

— Это Барак. — Бес кивнул на поверженного противника. Два латника, повинуясь знаку Вара, спрыгнули с коней и склонились над степным коршуном.

— Живой, — сказал один из них, поворачиваясь к посвященному.

— Ценная добыча, — кивнул Бесу Вар. — Я тебя не забуду, Меч Храма.

Лагерь храмовики разбили на месте выигранного сражения. Пешки с равнодушными лицами хоронили убитых, своих и чужих, сваливая всех в одну общую яму. Бес наблюдал за их работой, лежа прямо на прогретой солнцем земле и покусывая белыми крепкими зубами сорванный сухой стебелек. У расшитого серебром шатра посвященного Вара сидел Барак со связанными за спиной руками и с ненавистью смотрел на кукловода. Достойный Ахай скосил в его сторону глаза и презрительно сплюнул. Теперь он знал о степняке многое. Непокорный раб Великого Барак много лет тому назад поднял бунт против Храма. Он то исчезал в бескрайних степях, то появлялся вновь, нанося храмовикам чувствительные удары. Целые поселки снимались с мест и уходили вслед за Бараком. Он уводил их за пределы влияния Храма, и где-то там, на юге, у Барака был собственный город, которому он дал легендарное имя — Таш. Ищейки Храма рыли носом землю в поисках этого города, но пока безуспешно. И вот этот смутьян, опасный не столько силой двух тысяч сабель, сколько примером неподчинения Храму, попался наконец в руки смертельных врагов. Достойный Ахай был горд тем, что его служение Великому началось столь удачно. Об этом ему сказал по священный Вар, об этом же говорили другие посвященные и почтенные жрецы. В подтверждение высокой оценки его заслуг посвященный Вар назначил его тысяцким на место погибшего Ордаза, подчинив ему всех уцелевших после боя кукловодов и пешек. Это была высокая честь, и тысяцкий Ахай поклялся верно служить Великому и его наместникам на земле — Геронту и Вару, да продлятся дни их вечно.

В данную минуту достойного Ахая мучила только одна мысль — где он мог слышать прежде это странное имя «Барак»? Конечно, память о прошлой жизни Мечу Храма, ступившему на путь бескорыстного служения, вроде бы ни к чему, но все-таки. Его не покидало ощущение, что с этим именем связано нечто важное в его прошлой, почти уже забытой жизни.

— Повезло тебе сегодня, храмовый пес, — Барак зло сплюнул в сторону Беса.

— Стар ты стал, Барак, — усмехнулся достойный жрец, — тебе бы внукам сказки рассказывать, а не по степи волком рыскать.

Барак заскрипел зубами от душившей его ненависти, но сдержался, не желая ронять достоинство перед молокососом.

— Вели хоронить моих воинов отдельно, — попросил он Беса. — Или вообще не хорони.

— Это еще почему? — заинтересовался тот.

— Негоже свободным людям лежать в одной могиле с псами.

— Пешки не виноваты в том, что они пешки, — криво усмехнулся достойный Ахай. — Брось, старик, смерть уравнивает всех.

Бес вытащил из ножен короткий меч и осторожно погладил клинок пальцем. Таких мечей не умели ковать даже в Храме. Ни одной зазубрины после сегодняшнего боя, хотя поработал он им изрядно. В глазах Барака ненависть сменилась любопытством, меч явно привлек его внимание.

— Где-то я видел подобные клинки... Вспомнил! — Барак вдруг засмеялся почти счастливо. — Северный воин с глазами весенней травы. Это он привел чужаков в наши степи.

— И что с ними стало? — спросил достойный Ахай.

— Два кургана есть в Суранской степи, там они и лежат.

— Уж не твоими ли молитвами?

— Храмовики нас окрутили тогда. Жаль, хорошие были воины.

— Чего жалеешь, — недружелюбно бросил Бес, — коли сам руку приложил?

— Сладкоголосые жаворонки тогда вокруг меня кружили, — невесело усмехнулся Барак. — Одного из них Кюрджи звали, а второго не помню. Помню, что горданец, а вот имя...

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— А я думал, тебе это интересно, — в прищуренных глазах степняка вспыхнул хитрый огонек.

— Мне неинтересно, — сказал Бес, поднимаясь с земли.

Он отошел уже на добрый десяток метров, когда Барак вдруг окликнул его:

— Эй, храмовик, я вспомнил: второго звали Чирсом. Достойный жрец Ахай не обернулся.

Рекин Лаудсвильский, удобно устроившись в мягком кресле, с интересом рассматривал роскошное убранство кабинета. Такого количества книг ему видеть не доводилось. Королевская библиотека в Бурге по сравнению с этой вы

эти книги? Тогда следует признать, что человек он не только умный, но и ученый. Владетель осторожно скосил глаза на застывшего в неподвижности у стеллажей Чирса. Этот горданец не последний жрец в Храме, но и далеко не первый, хотя, возможно, хотел бы им стать. Вслух о своих планах Чирс никогда не говорил, но Лаудсвильский прожил долгую жизнь и научился разбираться в людях. Этот гордый человек родился, чтобы повелевать, и рано или поздно он своего добьется.

Опасности долгого путешествия мало отразились на настроении благородного владетеля. Путешествие было не только трудным, но и поучительным: Храм оказался сложнее и гораздо опаснее, чем представлялось Лаудсвильскому издалека. Но Рекин не жалел, что проделал столь длинный и опасный путь. Этот путь тернист, но в его конце можно ухватить за хвост желанную птицу удачи. А Рекину удачи как раз и не хватало, как и денег, впрочем. Его положение при Нордлэндском дворе нельзя было назвать блестящим, хотя король Гарольд не раз уже выказывал расположение умному и пронырливому владетелю. Но перед Лаудсвильским всегда маячила чья-нибудь широкая спина. Подобные помехи не могли не вызывать у честолюбивого владетеля раздражение. Причем в иные времена Лаудсвильского отодвигали так далеко, что, казалось, не оставалось никакой надежды вновь пробиться к свету. Но благородный Рекин выныривал на поверхность, еще более хитрый, еще более жадный до власти и денег. Лаудсвильскому нужен был могущественный покровитель, а Храму требовался ловкий агент в Лэнде. До сих пор сотрудничество развивалось без сучка, без задоринки, но Рекину хотелось большего, а главное — он знал, как этого достичь. К сожалению, посвященный Нумилин, Зоркое око Храма, не понял или не захотел понять варвара из далекого Лэнда. А вот Чирс, кажется, понял. Старый друг Кюрджи поспособствовал этой встрече, и Рекин уже не сомневался, что она пройдет успешно.

— Я видел мальчишку в твоем доме, посвященный, — осторожно обронил Лаудсвильский. — он здорово подрос за эти годы, но любезнее не стал.

— Он не узнал тебя, благородный Рекин, — ответил Чирс, не поворачивая головы от заваленного бумагами стола.