В числе убитых оказался и Владимир Гиль.

В этот же период на РОНА обратил внимание рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. По ряду сведений, под влиянием обергруппенфюрера СС Курта фон Готтберга и обергруппенфюрера СС Готтлоба Бергера, руководителя главного управления СС, Гиммлер переподчинил бригаду Каминского, находившуюся в оперативном ведении вермахта, ваффен СС[135]. Он лично встретился 31 июля 1944 года с бывшим обер-бургомистром и пообещал реорганизовать бригаду в 29-ю ваффен-гренадерскую дивизию СС /русскую № 1/ (29. waffen-Grenadir-Division der SS /Russische Nr. If), а самому Каминскому присвоил звание бригадефюрера СС (по номенклатуре вермахта — генерал-майор). Данный факт опровергает утверждение Максимилиана Пройсса, будто командующей 2-й танковой армией Каминскому еще «в 1943 году присвоил звание бригадного генерала». Также представляется ошибочным и утверждение Хоффманна, что РОНА, по сути, оставалась «отрядом народного ополчения, организованным в 1941 году и частично состоявшим из гражданских лиц, не служивших прежде в армии».

За участие в «Весеннем празднике» Каминский получил на свою бригаду 20 Железных крестов и более 150 знаков отличия для восточных народов. На первый взгляд не так уж и мало за месячную кампанию, но, с другой стороны, никто в дивизии Каминского, за все время ее существования, так и не был награжден Рыцарским крестом Железного креста, в отличие, например, от командира русской 621-й артиллерийской батареи майора Зигфрида Кайлинга, или военнослужащих таких национальных дивизий, как «Недерланд» (20) или «Шарлемань» (2), получивших дивизионный статус позже РОНА (декабрь 1944 г. и февраль 1945 г.)[136]. В самой бригаде помимо немецких наград практиковались и иные формы поощрения. Так, в газете «Голос народа» 15 ноября 1942 года были опубликованы приказы № 124 и 125, в которых обер-бургомистр за отличия в борьбе с партизанами распорядился, помимо представления особо отличившихся к орденам, «выдать всему составу роты денежную премию в размере месячного заработка… Выдать господину Кытчину денежную премию в размере 5000 руб. и натуральную — 10 пудов ржи».

Сам Каминский 31 июля 1944 года был награжден Железным крестом I класса. Железный крест II класса (статут ордена предполагал последовательность награждения, то есть возможность получения более высокой степени только лишь при наличии предшествующего ему знака) он получил ранее, 27 января. Вручение награды подгадали под встречу Каминского с Гиммлером (в руководстве партизанского движения бытовало мнение, что награду обер-бургомистру вручил лично Гитлер)[137]. Впрочем, следует отметить, что командующий РОНА действительно был храбрым человеком, пулям не кланялся и труса не праздновал. До этих наград он уже имел Знак (медаль) за ранение в черном, знаки отличия для восточных народов I и II класса (в том числе «За храбрость»), а также Знак за борьбу с партизанами. Кроме того, командование венгерских частей, расквартированных в округе, наградило его почетным кинжалом. В то время как главный конкурент Каминского — Власов был представлен лишь к низшей степени Знака отличия для восточных добровольцев «За храбрость» II класса, за агитационные поездки по частям группы армии «Центр» в феврале 1943 года. Им он был награжден 23 апреля того же года. И, в отличие от обер-бургомистра, никогда не носил его.

Несмотря на продолжающееся отступление, культ Каминского продолжал расцветать. Его язык и образы в пространстве тот-арта все более напоминали свой германский прототип. В майском номере «Голоса народа» говорилось о том, какие «великие заслуги в организации национальных вооруженных сил принадлежат комбригу Б.В. Каминскому. Подобно кузнецу, он сумел в горниле пылающего пламени войны сковать в единый монолит разрозненных российских патриотов, любящих свою Родину, и повести их на победный штурм большевиков. Русский народ будет спасен и обретет свою Родину». Образ кузнеца в данном случае явно восходит к Вотану (Одину), кующему свой меч, одному из элементов национал-социалистической пропаганды. По остроумному замечанию Джорджа Фишера, Каминский — это «бывший советский маленький фюрер».[138]

Последней крупной антипартизанской операцией, в которой приняли участие каминцы, стал «Баклан» (Kormoran). Ее целью была зачистка районов севернее Молодечино, Минска и Борисова. Бои начались 22 мая. На первом этапе немцам сопутствовал успех. В окружении оказалась 21 партизанская бригада (около 22 000 человек)[139]. Однако в связи с успешным проведением Красной армией Белорусской наступательной операции («Багратион») (23 июня — 29 августа) боевые действия против сил Сопротивления были свернуты. Впрочем, в связи с эвакуацией из Дятлово каминцы участвовали лишь в первой половине операции, до начала июня. Потери народных мстителей немцы оценили в 4911 убитых и 354 захваченных в плен. Вместе с тем сравнение погибших и числа трофеев (5 минометов, 62 пулемета, 14 противотанковых ружей, 56 пистолетов-пулеметов, 639 винтовок и 13 пистолетов) вновь заставляют усомниться в том, что все убитые и пленные были лесными солдатами, а не мирными жителями, ставшими жертвами карателей.

К этому периоду относится, пожалуй, последний (и один из немногих объективных) портретов бригадефюрера, а также описание пребывания РОНА в Дятлово. Медработник Татьяна Данилевич оставила воспоминания о своем посещении каминцев.

«В том же июне (1944 года. — А. М.) проездом в нашу усадьбу (в 10 километрах), я задержалась в селении Дворец, и тогда мне предложили войти в контакт с генералом Каминским. Под предлогом определения родственника в военное училище, я побывала в штабе РОНА…

При въезде в Дятлово тщательно проверялись документы и пропуск. Порядок строгий, повсюду разбросаны посты, но бывшие советские бойцы в немецкой форме не производили выгодное впечатление. Имея пропуск и рекомендательное письмо, все же перед встречей с генералом пришлось пройти несколько предварительных опросов. В штабе нас встретил адъютант, удививший светской предупредительностью. Вскоре пришел и Каминский, прежде всего слегка высмеяв написанное по старой орфографии рекомендательное письмо. Генерал выглядел подкупающе — деловой, представительный, в мундире английского сукна и покроя[140], без знаков отличия[141]. Он держался непринужденно, с чувством собственного достоинства, и его литературная, без советского налета, речь оставляла благоприятное впечатление[142].