В материалах пропаганды прямо говорилось о национальном превосходстве русского народа над немцами. Учителей, работавших в школах на оккупированной территории, призывали препятствовать попыткам нацистов «вытравить из сознания нашего народа все русское», «онемечить русских ребят, уничтожить у них в зародыше всякое чувство национальной гордости». Поэтому каждый учитель, как «истинно русский патриот», должен был развивать в детях «патриотические чувства, любовь к своей советской родине, к русскому народу, к русской национальной культуре». Пропаганда, направленная против «добровольно-принудительного» выезда населения оккупированной территории на работу в Германию, также использовала «русский фактор»: «Где хозяйничают немцы, там нет и не будет жизни для русского человека… Германия для русского человека — это кромешный ад». Потенциальным «остарбайтерам» сообщалось, что «немцы истребляют русский народ, губят его на германской каторге»{1106}. Апелляция к «советскому фактору» в пропаганде применялась, в основном, только в материалах, направленных на молодое поколение, которое воспитывалось в советское время{1107}.

«Русский фактор» широко использовался в пропаганде среди военных коллаборационистов. Листовка «Служить в банде Власова — преступление перед русским народом» гласила, что быть коллаборационистом «значит воевать на стороне немцев против своих же единокровных русских». В листовке, обращенной «к офицерам и солдатам РОА», было объявлено, что А.А. Власов и его сподвижники — «душители русского народа» — продали Родину немцам — «заклятым врагам русского народа». Призывы, обращенные к русским коллаборационистам, постоянно апеллировали к их принадлежности к русскому народу, напоминали о «сыновнем долге перед отчизной», о «ратных делах дедов и прадедов»{1108}. Коллаборационистов призывали переходить на сторону Красной Армии и советских партизан, потому что только они являются «подлинной армией спасения России» и «действительно борются за Родину»{1109}.

Вторым аспектом изменений в советской национальной политике было усиление антигерманизма, которое было обусловлено объективными факторами — после Сталинградской битвы, когда были освобождены территории страны, в течение длительного времени находившиеся под оккупацией, вскрылись чудовищные преступления германских оккупантов{1110}. Материалы пропаганды постоянно оперировали такими оскорбительными определениями немцев, как, например, «поганые твари». Само слово «немец» получило оскорбительную коннотацию. Так, листовка, изданная в 1943 г. для распространения на оккупированной территории, подчеркивала негативный облик А.А. Власова эпитетом «Власов — немец»{1111}. Для каждого народа СССР пропаганда находила основания для ненависти к немецким оккупантам и борьбы с ними на советской стороне{1112} — например, эстонцев убеждали, что «если они хотят жить — то… должны убить немца»{1113}.

В целом национальный фактор занял наиболее значительное место в морально-политической мобилизации всех народов оккупированной территории. В марте 1943 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором некоторые аспекты пропаганды, ранее реализованной на оккупированной территории СССР, подвергло критике. В частности, утверждения о том, что «немцы разрушают нашу культуру, закрывают школы, онемечивают и лишают русских, украинцев, белорусов и др. их национальной культуры», были признаны не соответствующими действительности (в качестве примера такой пропаганды можно привести изданную в декабре 1942 г. листовку, в которой говорилось: «Фашисты хотят уничтожить большую часть населения Украины. Они издеваются над нашей историей, нашей культурой… Они хотят онемечить наших детей, принудить их забыть родной язык, свою родину, своих отцов»). Подобные утверждения (как уже говорилось, нацисты не раскрывали своих планов уничтожения национального бытия народов СССР), по мнению УПиА, могли оказать «только обратное воздействие». Поэтому предписывалось сделать советскую пропаганду «глубоко национальной по своей форме», а также «сдирать “национальную” маску с лица немецкой пропаганды», используя такие факты, как «положение, в которое поставили немцы т.н. “самоуправление”, целый ряд наглых мер, специальные кино, магазины и т.п. “только для немцев”, положение “восточных рабочих” в Германии… высказывания фашистских главарей о славянских народах»{1114}.

Советская политика, направленная на каждый отдельный этнос оккупированной территории СССР, имела свои особенности. На Украине большое внимание по-прежнему было уделено противодействию националистам. Была поставлена задача дискредитировать пропаганду ОУН, которая представляла националистов как «освободителей»{1115}, и разоблачать их пособничество оккупантам, применяя термин «немецко-украинские… националисты»{1116}. Хотя этот эпитет выглядит несколько абсурдно, 1 марта 1944 г. Н.С. Хрущев на сессии Верховного Совета УССР объяснил его тем, что украинские националисты «являются верными псами и помощниками немцев в порабощении украинского народа», «не имеют ничего общего с украинским народом», «являются агентами немцев в украинской среде», «пришли на Украину в обозе немецкой армии» и «помогали немцам оккупировать нашу территорию»{1117}.

Советская пропаганда стремилась представить националистов в качестве тайных союзников Германии, которые «подписали с Гитлером договор, продав свой народ и землю, и отправились с немцами на Украину, предавая в руки гестаповцев лучших сынов Украины для уничтожения» (имелись в виду сторонники советской власти). Наибольшее внимание советской политики было отведено дискредитации националистов на Западной Украине. По воспоминаниям подпольщицы В.Д. Варягиной, работавшей в Львове, вести такую пропаганду было намного тяжелее, чем антигерманскую{1118} — очевидно, в связи с большой популярностью идей национализма в Галиции. В пропаганде, направленной на участников украинских националистических формирований, использовался «славянский» фактор — утверждалось, что «руководители украинских националистов… стараются разжечь национальную вражду против наших родных братьев — великого русского и польского народов», говорилось о немцах как «извечном враге славянских народов», которые «цветущую Украину… превратили в развалины и пепел»{1119}. Украинским коллаборационистам напоминали об общности украинцев с русскими и белорусами и постыдности по приказу немцев идти «против своих же братьев русских, украинцев, белорусов», а также о последствиях предательства, приводя в пример убийство Тарасом Бульбой «сына своего Андрея, продавшегося врагам»{1120}.