два сапога пара. Скинув парку и высокие боты, он подошёл к столу, за которым попивали чаёк Рэгзэн с гостем. Почтительно поздоровался с первым и протянул руку второму:

— Иван.

— Даян, — обменялся с ним гость рукопожатиями.

— Дэма сказала, зачем вы приехали, — без преамбул перешёл сразу к делу Иван. — Она останется тут на пару дней. А мы, — кивнул он в сторону разоблачающихся у входа друзей, — отвезём вас обратно в Улюкчикан.

Юлька как раз подошла к мужу, притулившись у его плеча. И ясней ясного видела, что этот парень тоже торопится их спровадить. Неужели здесь все такие суеверные? Нет, они с мальчиками не против: навязываться не станут. Нужно поскорей убираться, так уберутся. И всё равно странно.

Иван ничуточки не походил на сельского жителя с восьмилеткой за плечами. Несомненно, городской интеллигентный молодой человек — наверняка с высшим образованием. А, может, и свой бизнес имеется, судя по снегоходу, айфону, одежде и дорогим часам. Словом, никаким боком не походит на горячего приверженца суеверий. И тем не менее.

Юлька быстренько поела и забралась на гостевую кровать с ногами. Залезла в смартфон, постреливая глазами в сторону рассевшейся у стола мужской компании, куда допустили и Севку. Пожилая женщина с давешней смешливой девчонкой кормили их, попутно занимаясь своими делами. Дэма так и не объявилась в гостинице.

Вокруг юрты торчали несколько навесов — вероятно девушка заблудилась под какой-то из них. В одном Юлька слышала конское ржание — если не померещилось. Возможно, отважная амазонка сейчас куда-то скачет, вспахивая снежную целину. Хотя вряд ли. Кони умные: без особой нужды не полезут туда, где под ногами ни черта не видать.

Где-то на этой мысли Юлька и уснула. Ей снился лёгкий сон — не то, что давешнее погружение в её предположительно прежнюю инкарнацию. Белая ящерица в зелёной шапке с огромным помпоном. Зараза неслась куда-то на снегоходе, язвительно подхихикивая над своей жертвой. Которой — сколько не бегай — не улизнуть от её происков.

Глава 18

Не ты выбираешь. Тебя выбрали

Переход к конечной цели их безумного путешествия прошёл, как в тумане. То ли оттого, что Дэма подняла гостей ни свет, ни заря. То ли оттого, что последние события окончательно раздавили Юльке мозги. И те просочились наружу мутными жирными струйками. А снаружи черепной коробки, как известно, мозги уже не работают — проверено веками повального затейливого членовредительства.

Она устала гоняться в поисках причин своего фантастического влипалого. Вдруг стало как-то всё равно. В определённом смысле, подобный оздоровительный пофигизм замечательно расслабляет и экономит нервы. Правда, при условии, что он всеобъемлющ, иначе это игра в поддавки. Что его не нарушают и портят всякие там отягчающие обстоятельства. К примеру, материнский инстинкт, который пробьётся через любые кордоны пофигизма.

В глубине души Юльку не прекращал точить червячок страха за Севку. Какое-то дурное предчувствие — будь оно неладно! Тюкало и тюкало: дескать, разобраться надо кровь из носу! Ибо задница чуяла угрозу для жизни сынулечки. А задница — она знает, откуда у дерьма ноги растут.

Вот в этаком нелепом симбиозе пофигизма с энтузиазмом Юлька и добралась до жилища местной супер шаманки. Из тех, кто не ведёт светскую жизнь с блогами. Не нуждается в трескучей навязчивой рекламе, не всех до себя допускает и не берёт денег.

Наверно и впрямь настоящая — боролась Юлька со своим непререкаемым скептицизмом махрового атеиста, представ перед логовом шаманки. Имя которой ей так никто и не назвал. Даже невзначай не проболтались — как воды в рот набрали.

Однако сурово у них тут с традициями — уважительно подумалось Юльке, когда Дэма жестом руки остановила непрошенных гостей. Метрах в двадцати от… По всей видимости, акта священнодейства.

Рэгзэн с Иваном их не сопровождали. Даже до полдороги, хотя преодолеть пришлось не меньше пяти километров. Пёхом через лес по потёмкам. По цепочке оставленных кем-то следов. По так называемой «пересечённой» местности: то буераки, то буреломы. Снегоходы, на которые Юлька, было, облизнулась, точно бы не прошли. А бронетранспортёр взять неоткуда.

Юрта шаманки была совсем небольшой. Во всяком случае, по местным масштабам людей, живущих в гармонии с огромными пространствами. Буряты тесноту не приветствуют ни в каком виде: ни в душе, ни вокруг бренного тела. Так что жилище непубличной, но неимоверно знаменитой в местных кругах отшельницы выглядело неброско. И небогато — не сказать: убого.

Впрочем, только на первый взгляд. Покрывающий его войлок был новёхонький. Да и руки тут приложены умелые мужские — такое женский взгляд ловит безошибочно. Полянка невзрачная, однако на ней ни единого торчащего пня. Кто-то заботливо выкорчевал всё, обо что может запнуться хозяйка.

Около юрты аккуратная поленница. Рядом столбы ритуальной коновязи — сэргэ. О них Юльке как-то рассказал Анжур. У него самого во дворе стояли три таких столба. Высокие, затейливо изукрашенные резьбой. Пока стоит сэргэ, семья жива — говорили буряты. Есть, кому коня привязывать.

Сэргэ шаманки были простыми столбами с ободранной корой. С виду ровесники самого Чингизхана: почернели и расстрескались. Но сверху, как и положено, отчётливо видны три борозды. В которых, собственно, и затягивают повод.

Верхняя борозда для коней, чьи хозяева живут в просторах верхнего мира — то бишь, небожители. Вторая борозда для жителей срединного мира — людей. Нижняя соответственно, для жителей подземного мира. Всё по ранжиру в соответствии с этажом проживания коневладельцев. И никаких иных преимуществ между смертными и бессмертными.

У юрты на низком изрубленном чурбаке лущила щепу молодая женщина. В обычной флисовой толстовке, джинсах и дутышах. Но с таким опрокинутым лицом, что Юлька диву давалась: как при этакой отрешённости она себе пальцы не оттяпает? Топор-то в руках ого-го. Как у палачей в исторических фильмах. Да и распускаемая на щепу дровина уже здорово истончилась: тут ещё умудрись по ней попасть, минуя пальцы. Хотя уже рассвело.

Женщина же делала это практически вслепую — вот уж точно шок и трепет. Не обратила она внимания и на явившихся гостей. Мазнула туманным взглядом по Дэма и только. Даже лезущую в глаза прядь с лица не убрала.

Между прочим, с очень красивого лица. Не европейского, как у Дэма, а чистопородно монглоидного. Но такого… утончённого, что ли — невольно залюбовалась им Юлька. Такого прекрасного, что дух захватывало. Жаль, что какого-то несчастного.

А верней, сказать, безжизненного. На просто задумчивое никак не тянет. Что ж за думы должны быть в голове женщины, что оставляют подобный отпечаток на челе? Где витает её воображение?