В то время как я рассматривал этих людей, старик, мой сосед, скованный, как и я, указал мне взглядом на толстого маленького человека с красным лицом, разговаривавшим с солдатами, и прошептал с выражением гнева и отвращения:

— Это фактор!

— Какой фактор? — спросил я, не понимая.

— Тот, который нас купил, чтобы перепродать.

— Как! Покупать раненых? — спросил я старика с изумлением— Покупать умирающих?

— Разве ты не знаешь, что после Ваннской битвы, — отвечал тот с мрачной улыбкой, — осталось мертвых больше, чем живых, и не осталось ни одного не раненого галла. На этих-то раненых, за недостатком более ценной добычи, торговцы рабами, следовавшие по пятам за римской армией, набросились, как вороны на падаль.

Все сомнения исчезли для меня. Итак, я был рабом. Меня купили, потом снова продадут.

Фактор, закончив говорить с солдатами, подошел к старику и сказал по-галльски, но с акцентом, изобличавшим его иностранное происхождение:

— Скажи, Скелет, что такое случилось с твоим соседом? Разве он уже пришел в сознание? Сделал он что-нибудь или сказал?

— Спроси его сам! — грубо ответил старик, повернувшись спиной. — Он тебе сам ответит.

Тогда фактор подошел ко мне. Его гнев уже прошел. Лицо его, всегда сияющее уже от природы, прояснилось. Он наклонился надо мной, опершись обеими руками о колени, улыбнулся и заговорил быстро-быстро, ставя вопросы и сам же отвечая на них вместо меня:

— Ты пришел в сознание, мой добрый Вол? Да. Ну, тем лучше. Клянусь Юпитером, это хороший признак! Пусть только теперь явится аппетит. А он приходит, не правда ли, да? Через неделю ты будешь здоров. Эти скоты, всегда полупьяные, вздумали тебя стегать? Да? Неудивительно. Они только это и делают — галльское вино лишило их последней сообразительности. Бить тебя, когда ты едва держишься на ногах… Не говоря уже о том, что у людей галльской крови сдерживаемый гнев может иметь дурные последствия. Но теперь твой гнев утих, не правда ли? Да? Тем лучше. Я больше твоего должен быть зол на этих пьяниц. Ведь злоба, кипевшая в твоей крови, могла задушить тебя! Да эти скоты способны лишить меня двадцати пяти — тридцати золотых, которые я могу выручить за тебя в будущем, мой добрый Вол! Для безопасности я отведу тебя в отдельное помещение, где тебя никто не станет беспокоить и где тебе будет гораздо лучше, чем здесь. Там помещался один раненый, умерший сегодня ночью. Великолепный был раненый! Да, это потеря… В торговле не всегда получаешь прибыль. Идем со мной.

И он отстегнул мою цепь, нажав на секретную, но известную ему пружинку. Меня неприятно поразило, что фактор все время называл, меня Волом. Да и вообще я предпочел бы плеть сторожей развязной болтливости этого торговца человеческим мясом. Я хорошо сознавал, что не брежу, но тем не менее с трудом верил в действительность всего происходившего со мной.

Не будучи в состоянии сопротивляться, я пошел за этим человеком: по крайней мере у меня перед глазами не будет больше этих сторожей, которые били меня и при одном виде которых вся кровь закипала у меня в жилах. Больших усилий стоило мне подняться, до такой степени я был слаб. Фактор отвязал мою цепь, взял ее конец, и так как на руках у меня были кандалы, человек в длинном черном плаще и другой с ящиком под мышкой схватили меня под руки и повели в конец сарая. Тут меня заставили подняться на несколько ступеней и ввели в темное помещение, освещаемое лишь отверстием, заделанным решеткой. Я взглянул в него и увидел большую площадь в Ванне, а вдали дом, куда я часто ходил навещать брата Альбиника и его жену Мерое. В своем новом помещении я увидал скамью, стол и длинный ящик со свежей соломой вместо той, на которой ночью умер другой раб.

Прежде всего меня посадили на скамью. Человек в черном плаще — римский врач — осмотрел мои раны, болтая все время на своем языке с фактором. Он достал какие-то мази из ящика, который носил за ним его спутник, перевязал мои раны и пошел лечить других рабов, пособив сначала фактору привязать мою цепь к деревянному ящику, служившему мне постелью.

Я остался наедине со своим хозяином.

— Клянусь Юпитером! — сказал тот с веселым и довольным видом, все более и более раздражавшим меня. — Твои раны, кажется, заживают. Это доказывает чистоту твоей крови. Ну вот, ты пришел в сознание, мой добрый Вол. Ты будешь отвечать на мои вопросы, не правда ли? Да? Ну так слушай.

И фактор, достав из кармана навощенные таблички и стилет для письма, сказал мне:

— Я не спрашиваю твоего имени, теперь у тебя нет другого имени, кроме того, которое дал тебе я, пока новый хозяин не назовет тебя по-своему. Я назвал тебя Волом. Гордое имя, не правда ли? Оно тебе нравится? Тем лучше!

— Отчего ты назвал меня Волом?

— А отчего я назвал Скелетом высокого старика, твоего недавнего соседа? Оттого, что кости просвечивают у него сквозь кожу. Между тем ты… Что за могучая натура у тебя! Какая грудь! Какая ширина в плечах! Какие крепкие мускулы! — И фактор потирал руки от удовольствия, с жадностью думая о том, какую хорошую цену он возьмет за меня — А рост! Ты на целую пядь выше самых высоких пленных, доставшихся на мою долю. За твое богатырское сложение я назвал тебя Волом! Под этим именем ты отмечен в моем списке под своим номером, и под ним же тебя будут выкрикивать на рынке.

Я знал, что римляне продавали пленников торговцам рабами. Я знал, что рабство ужасно. Я понимал матерей, которые предпочитали лучше убивать своих детей, чем оставлять их жить рабами. Я знал, что раб становится вьючным животным. Да, я знал все это, и все-таки во время речи фактора я проводил рукой по лбу и ощупывал себя, чтобы убедиться, что это я, Гильхерн, сын Жоэля, предводителя карнакского племени, и что со мной, сыном гордого рода, обращаются, как с волом, назначенным на продажу.

Этот позор, эта жизнь раба показались мне до такой степени невыносимыми, что я принял твердое решение бежать при первой возможности или лишить себя жизни, чтобы соединиться со своими. Эта мысль успокоила меня.

У меня не было ни надежды, ни желания узнать, что моя жена и дети избежали смерти, но вспомнив, что я не видел, как Генори с малюткой Сильвестом и дорогой моей крошкой Сиомарой вышли из повозки, я спросил фактора:

— Где ты меня купил?

— Там, где мы всегда совершаем свои покупки. На поле битвы после сражения.

— Значит, ты меня купил на поле сражения около Ванн? — Да.

— И ты поднял меня, конечно, на том самом месте, где я упал?

— Да, там вас была целая куча галлов, но из нее годным оказался только ты и еще трое. Между прочим, этот высокий старик — твой сосед. Ты помнишь? Тот Скелет, которого критские стрелки мне отдали в придачу, как раба для потехи. Вы, галлы, настолько ожесточенно сражаетесь, что после битвы с вами совершенно невозможно найти живых и не раненых рабов для продажи. Или же если и случается найти, то за страшно дорогую цену. Я же не имею много денег и потому довольствуюсь ранеными. Мой товарищ, верный сын Эскулапа, сопровождает меня всегда в моих обходах поля сражения и помогает мне в выборе. Так знаешь ли ты, что сказал мне этот доктор, исследовав твое раненое и избитое тело? «Купи его, непременно купи. У него все ранения хотя и значительные, но не опасные. Ни один из важных органов совершенно не задет. Рубцы от ран не понизят цену товара, и ты можешь быть спокойным — покупатели на этого галла всегда найдутся». Тогда, видишь ли, я с видом фактора, знающего свое дело, сказал критским стрелкам, толкнув тебя ногой: «Что касается этой туши, она еле дышит. Я не возьму его в свою долю».