– С мошенниками вы заранее вступили в преступный сговор, изготовили копию «Перстня Саломеи». Эта копия была внесена в декларацию. Около часа назад, сойдя с автобуса, вы произвели с преступниками обмен копии на подлинник.

– Это инсинуация. – Пэлтон по-прежнему говорил твердо и решительно.

– Вы просили объяснить – мы объяснили, – терпеливо сказал Бочаров. – Таможенные органы считают, что перстень, который сейчас на вашем пальце, подлинник, достояние государства, поэтому совершенно справедливо настаивают на проведении экспертизы. Много времени она не займет, эксперт уже здесь. Думаю, самое разумное с вашей стороны – согласиться.

Пэлтон поправил очки, произнес, выделяя каждое слово:

– Заявляю протест и требую вызвать консула.

– Мы можем вызвать консула. Но тогда вы опоздаете к отплытию, – объяснил Бочаров. – А главное – будете уличены в нарушении законов. Это повлечет за собой наказание не только для вас, но и для вашей спутницы.

– Как понравится официальным властям СССР, если мы расскажем об этом случае в газетах? Подробно расскажем, с упоминанием вашей фамилии?

– Это ваше право.

Кинопродюсер помолчал, что-то прикидывая про себя. Снял перстень, протянул его Бочарову:

– Мы вынуждены подчиниться произволу.

Бочаров пригласил:

– Мисс Мэрроу, мистер Пэлтон, прошу сюда. Экспертиза будет проведена в вашем присутствии.

Мы все прошли в комнату для досмотра. Бочаров отдал перстень эксперту:

– Рубен Арамович, пожалуйста.

Эксперт осмотрел перстень, положил на бархатную подстилку под прибором, начал исследование. В комнате наступила тишина, изредка прерываемая только скрипом кристалла по стеклу. Эксперт колдовал около получаса, наконец выпрямился на стуле. Мы с Бочаровым подошли, он сказал тихо:

– У вас было подозрение, что это старинный бриллиант?

– Было.

– Это не старинный бриллиант, а новый церуссит. Подделка сработана искусно, ничего не скажешь. Но это подделка.

Я заметил, как побледнел Бочаров. Не знаю, как я выглядел, но чувствовал я себя очень скверно. Выходит, все, что произошло, – следствие ошибки, моей и Бочарова. Провал.

Бочаров, совладав с собой, повернулся к иностранцам:

– Госпожа Мэрроу, господин Пэлтон, произошло досадное недоразумение. Это действительно копия. Если вам недостаточно моих извинений, готов предоставить полные данные для соответствующей жалобы.

Пэлтон снял очки, стал их протирать. Затем, взяв у подошедшего Бочарова перстень, надел его на палец, не поднимая глаз, спросил:

– Мы можем пройти на судно?

– Разумеется, – ответил Бочаров. – Еще раз примите извинения.

Мне показалось, что Пэлтон слегка медлит, словно чего-то ждет. Наблюдая за ним, я подумал: «Может быть, Бочаров и я все-таки не ошиблись? Неужели Мэрроу в самом деле стало плохо, и Пэлтон и она вышли из автобуса только из-за этого? Нет, обмен все же состоялся! Только что же все-таки произошло? Они вышли с копией и вернулись с копией… Неужели им подсунули подделку?! Но Пэлтон не такой простак, чтобы не отличить подделку от подлинника. Он не простак… Не простак… Тогда как они его обманули?»

Кинопродюсер вышел из комнаты. И тут я понял, в чем дело. Копия Пэлтона сработана по фотографии! Такая копия не могла ввести в заблуждение знатока. «Перстень Саломеи» был в Грузии. Вторую копию можно было изготовить по подлиннику! При условии, если копию делал настоящий мастер, мог получиться действительно классный дубликат. Он и ввел в заблуждение Пэлтона. При обмене все происходило наспех, Пэлтон не мог воспользоваться приборами. Самое большее, что у него могло быть с собой, – лупа и пробное стекло. Пользуясь ими, он сумел проверить лишь наличие указанных в каталоге дефектов, отличающих подлинник. Впрочем, ему могли показать и настоящий «Перстень Саломеи», а потом незаметно подменить на копию.

Мы вышли из комнаты досмотра в проходную. Я посмотрел на Мэрроу и Пэлтона. Девушка уже прошла паспортный контроль. Ее спутник прячет паспорт в карман. Вот подошел к девушке, взял под руку, и они вышли на причал.

Я шепнул Бочарову:

– Константин Никифорович, можно я пойду за ними? Пэлтон немного понимает по-русски.

– Пожалуйста, только это ничего не даст.

Еще не зная точно, что скажу и что спрошу, я быстро двинулся следом. На причале увидел: Мэрроу и кинопродюсер не спеша идут к светящейся громаде «Дарьяла». Пэлтон, пригнувшись, что-то объясняет девушке. Я догнал пару, извинился. Пэлтон, увидев меня, остановился. Слегка повернувшись к девушке, что-то ей сказал, и она отошла в сторону.

Кинопродюсер шагнул мне навстречу:

– Что-нибудь еще?

– Да.

Я достал из кармана фотографии Джомардидзе и Чкония, присоединил к ним приблизительный фоторобот Убилавы, развернул веером:

– Мистер Пэлтон. Вы стали жертвой обмана. Эти люди вам знакомы?

Кинопродюсер молчал.

– Посмотрите внимательно. Они подсунули вам подделку. Кто вам знаком? Они понесут наказание.

Усмехнулся, покачал головой:

– Мистер, не провоцируйте меня. Я все сказал.

– Вы не хотите помочь закону?

Призыв к уважению закона звучал наивно, но другого аргумента у меня не было.

Пэлтон движением пальца поправил очки:

– Ничем не могу помочь. Это ваши проблемы.

На секунду в глазах кинопродюсера что-то мелькнуло: то ли ненависть, то ли сожаление. И снова за стеклами очков поселилась вежливая пустота, ничего больше. Мэрроу тихо пошла в сторону «Дарьяла». Пэлтон, сухо кивнув на прощание, догнал спутницу, взял ее под руку. Скоро они скрылись в тени высокого борта.

На следующее утро мы с Бочаровым сидели в его кабинете. Состояние у нас было подавленное. Нет, не точно. Вернее сказать, что мы оба испытывали главным образом злость и досаду. Злились на самих себя. Нас классически провели.

Пока я размышлял то над одним, то над другим обстоятельством дела, Бочаров отвечал на утренние звонки. Закончив последний разговор, достал конверт:

– Георгий Ираклиевич, хватит кукситься. Ну, провели они нас с вами, что ж теперь, вешаться? Еще не все потеряно. «Перстень Саломеи» пока в СССР. И скорее всего, здесь, в Батуми. Надо его найти. Только и всего. Посмотрите-ка лучше вот это.

Бочаров аккуратно разложил передо мной девять фотографий. Насколько я понял, фото были изъяты из личных дел. Хотя все это были разные люди, бросалась в глаза некая общность. Одинаковый возраст – лет сорок, схожесть в чертах лица.

Подождав, пока я изучу фото, полковник добавил:

– Вернулся наш оперуполномоченный, летавший в Пермскую область. Из предъявленных пятидесяти фотографий медперсонала пароходства Гаджиев не смог выделить кого-то одного. Это понятно. Человека, купившего у него в Сухуми паспорт, он видел мельком. Да и снимок с оригиналом редко бывают похожи. Гаджиев из пятидесяти выделил девять человек. Вчера я попросил ребят из транспортной милиции проверить эту девятку. Выяснилось: из этих девяти четверо могли три года назад побывать в Сухуми. Вот они.