Стецук вскинул автомат, но так и не нажал на спусковой крючок – пули, выпущенные наугад, могли достаться Пущину.

– Что делать! Что делать, Стецук! – истошно завопил Игоряша.

Он стоял, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны, как будто земля у него под ногами ходила ходуном.

– Бежим! – крикнул ефрейтор и первым рванул с места, как заправский спринтер.

Сзади раздался не то сдавленный стон, не то оборванная на полуслове мольба о помощи – чудовище ухватило за ногу и уволокло в трясину Муратова.

Увидев, как вздыбилась земля впереди, Стецук – а-а-а-а! – на бегу выпустил в то место длинную очередь. Выбросив пустой магазин, он вставил в автомат новый, тот, что подарил ему Петрович. Сухо щелкнул затвор. Из-под плотного слоя слежавшегося торфа и сухой травы вырвалось сине-зеленое щупальце и устремилось вверх, будто собираясь пронзить серое мокрое небо. Стецук дернул спусковой крючок. Очередь разорвала щупальце, выбила из него брызги сине-зеленой крови.

– Получи! Тварь!

Щупальце упало, будто подрубленное. Но вместо того чтобы судорожно дернуться и безжизненно замереть, оно заскользило по траве, вытягиваясь все длиннее. Дальше, дальше… Когда Стецук сообразил, что щупальце тянется к нему, было уже поздно. Ефрейтор рванул в сторону. Щупальце, приподнявшись, ударило его в спину. Стецук упал, зарывшись лицом в траву. Подбежавший Егоркин по рукоятку вонзил в щупальце штык-нож. Щупальце снова приподнялось, а затем тяжело упало вниз и вдавило, втолкнуло тело ефрейтора под дерн. После чего развернулось и обвилось вокруг колен Егоркина. Еще одно щупальце, незаметно выбравшееся из ближайшего бочага, оплело руки и грудь Дробинина.

– Игоряша! – отчаянно заорал Егоркин. – Ведь все это не на самом деле?.. Да?.. Ведь так?.. Игоряша!..

– В данный момент меня интересует другой вопрос, – до безумия спокойным голосом ответил Дробинин. – Принадлежат ли все щупальца одному существу, или же их здесь несколько?.. Как думаешь, Виталик?

– Игоряша!..

Щупальце подняло Егоркина вверх.

– Игоряша!.. Мать твою!..

– Да при чем тут моя мама? – Дробинин закрыл глаза. – Не иначе как это Болотный Дедушка. Все…

И это действительно был конец.

Узкая, едва приметная тропинка петляла в мятой, будто сгнившей на корню, спутанной траве между кочками, льнущими к земле пригорками, небольшими бочажками со стоячей водой и похожими на воткнутыми в землю метлами деревцами. Откуда взялась на болоте тропинка? Куда она вела? Да кто ж это знает! Однако, если тропинка была кем-то протоптана, глупо было этим не воспользоваться. Особенно в ситуации, когда понятия не имеешь о том, где ты находишься и в какую сторону идти.

Портной, Ерохин и Дергачев шли по тропинке друг за другом. Настороженно. Опасливо озираясь по сторонам. Тарья плыла чуть в стороне от основной группы – так ей было удобнее наблюдать за всеми сразу. По крайне субъективной оценке Портного, они шли уже больше часа. Что думали по сему поводу остальные, Портной не спрашивал. Дабы лишний раз не портить себе и ребятам настроение. Которое и без того было преотвратным. Сначала невесть куда запропастился сержант. Затем – еще шесть человек из группы. Не потерялись, не заблудились среди кривых, рахитичных деревьев, а просто исчезли. Нет, это был вовсе не бред. А что-то похуже. Гораздо хуже. Как будто Великий Наперсточник, иначе именуемый богом, накрыл их стаканом, быстро передвинул в сторону и снова поднял стакан, под которым уже ничего не было. Только чего он добивается? Или ему просто доставляет удовольствие наблюдать за растерянностью ничего не понимающих людей? И вот еще что интересно – имеет ли человек хотя бы один, ничтожно малый шанс выйти победителем из этой игры?.. Что там говорил Петрович – не следует думать о плохом. Ага, вот пусть он и не думает. О чем же еще думать в такой ситуации? О первой пятерке в школе? О первом поцелуе?..

– Думай о музыке, – сказала Тарья.

– О какой еще музыке? – недовольно буркнул Портной.

– О той, что тебе нравится. Можешь даже напевать. Помогает.

– Что-то не хочется.

– Хочешь, я спою?

– Нет.

– Почему? – Тарья, казалось, обиделась.

– Тебя могут услышать.

– Кто?

– Не знаю… Те, другие. Из-за кого мы тут оказались.

– Так нет же никого вокруг.

– Вот именно.

– Ну, как знаешь, – Тарья недовольно поджала губы.

– Брось, Тарья, в самом деле, сейчас не до песен, – сказал примирительно Дергачев.

– Кто они? – спросила Тарья.

– Не понял, – качнул головой Дергачев.

– Те, другие, о которых Мишка говорил.

– Мих, ты о ком говорил?

– О врагах, – ответил, не оборачиваясь, Портной.

– А поконкретнее можно?

– Нет.

– Ты и сам не знаешь, о ком говоришь.

– Ну и что?

– Когда ты встретишь кого-то, как ты узнаешь, что это враг?

– Узнаю.

– Я серьезно спрашиваю.

– Здесь, на болоте, нет своих. Враг любой, кто не из нашей группы.

– Уины заставляют нас воспринимать все не таким, как оно есть на самом деле. Ты сам видел, как Стецуку перерезали горло… Видел?

– Видел.

– Рип может принять облик любого из нас. И точно так же мы можем не узнать кого-то из своих. Так что, мальчики, будьте, пожалуйста, внимательны.

– Хорошо.

– И, главное, не палите во все, что движется.

Портной посмотрел на Тарью, шагавшую слева от него. В руках у девушки была длинноствольная автоматическая винтовка «М-22».

– Ты это сама придумала?

– Что? – не поняла Тарья.

– Сделать вид, что у тебя в руках оружие.

– У меня нет оружия, – Тарья плотнее обхватила приклад и положила винтовку на плечо.

– А, ну ладно…

Бред или глупость – что лучше?

Когда как.

Наверное.

Тропинка круто взяла влево, обогнула чуднóго вида холм, поросший краснолистым папоротником, и возглавлявший шествие Портной замер на месте, увидев прямо перед собой дом. Вернее, не дом, а избушку. Совсем маленькую, сложенную из черных, будто насквозь пропитанных влагой бревен. Крыша покрыта рыжей соломой, из которой труба торчит. Под крышей – круглое чердачное оконце. Снизу – сваи, будто курьи ножки, торчат. Крыльцо прямое в девять ступеней к маленькой дверце ведет. Дверь, что весьма странно, обита светло-коричневым дерматином. А в середине ее, что совсем уж нелепо, жестяной почтовый ящик прицеплен. На ящике белой краской аккуратно выведено: «Дом 1».