Подсвечивая себе телефоном, я сделала свои дела, вымыла руки и лицо и почистила зубы. Потом пригладила волосы пальцами, усмиряя хохолок, который возникал всякий раз, когда я ложилась спать. Телефон я положила на край раковины, и белый свет, направленный снизу вверх, делал мое лицо жутковатым.

Часы на дисплее показывали одиннадцать ночи. Я проспала не меньше шести часов. Это помогло мне подзарядиться энергией, и теперь я постаралась придать себе соответствующий вид. В сумочке у меня лежала новая косметика, и мне хотелось впечатлить Финна. Однако при таком свете я мало что могла сделать. Покончив с макияжем, я поднесла телефон к зеркалу и окинула свое лицо внимательным взглядом, надеясь, что не слишком накосячила. С другой стороны, если я нравлюсь Финну даже такой, значит, наши отношения чего-то стоят. Безо всяких ужинов при свечах, изысканных манер, выглаженных рубашек, походов в салон и парфюма. Сейчас были только мы. Настоящие, живые.

Я решила, что мне больше нравится быть настоящей. Я ведь говорила Финну, что пытаюсь обрести это ощущение. За последние семь лет в моей жизни было так мало чего-то естественного и основательного, что теперь я с радостью хваталась за все подряд, даже если реальность оказывалась неприглядной. Вот только оставалась одна проблема: в жизни непросто понять, что настоящее, а что нет. Наверное, поэтому некоторые люди весят триста килограммов. Потому что в то мгновение, когда еда оказывается перед тобой, когда ты подносишь ее к губам, жуешь и глотаешь, – в это мгновение жизнь прекрасна. И это удовольствие настоящее. Конечно, в какой-то момент ты начинаешь чувствовать, что переел. Но ведь и это ощущение настоящее.

Я отвернулась от зеркала, убрала все в сумочку и, выйдя из туалета, пробралась через заросший травой парк назад к Финну. Тот уже скручивал наши спальные мешки, сидя на корточках. Заметив меня, он замер и поднял на меня глаза.

– Я проснулся, а тебя нет. Подумал, что ты ушла с братьями, которые играли в мяч. Я заснул, слушая, как они ссорятся. Они напомнили мне нас с Фишем.

– Братья? В одиннадцать вечера?

– Нет, это было несколько часов назад. Готова продолжить путь? Нам нужно ехать дальше, если хотим завтра быть в Вегасе.

Я посмотрела на него сверху вниз и заправила ему за ухо выбившиеся пряди, пытаясь разглядеть в темноте выражение его лица. Он распустил волосы, и они рассыпались по его плечам. Пряди, которых я коснулась, были влажными, а от Финна пахло мылом и зубной пастой. Видимо, он проснулся вскоре после меня.

– Где мы? – Я спрашивала о расстоянии до Вегаса, но, пока произносила эти слова, подняла голову. Звезды сияли, ночь была такой тихой и прохладной, что каждая блестящая точка приковывала внимание. Мне хотелось перевернуть мир вверх ногами и упасть в небо, ловя звезды. Проклятая гравитация. Почему эта планета меня держит?

Песня, которую я сочиняла вчера, всплыла в памяти и пополнилась еще одной строчкой, которой мне как раз не хватало. «Я привязана к этой планете своей человечностью». Идеально. Я почти слышала мелодию, чувствовала, как мои пальцы перебирают струны, аккомпанируя словам.

– Мы в центре Вселенной. – Финн тоже встал и запрокинул голову к небу.

– Центр Вселенной находится в Нью-Мексико? – Пожалуй, этот слоган будет покруче, чем «Лучшее место на Земле». Ребятам пора сменить вывеску.

– Куда бы ты ни отправилась из этого места, пространство никогда не закончится. – Финн сказал это, не поворачиваясь ко мне, но я отвела взгляд от звезд, чтобы посмотреть на него. – В любой точке Земли ты все равно находишься в центре Вселенной, потому что нас окружает бесконечный космос.

– Глядя на все это пространство, мне хочется улететь и никогда не возвращаться. – Я не подумала о том, как прозвучат мои слова. На самом деле открывшееся нам зрелище умиротворяло, и мне нравилась мысль, что меня окружает бесконечность.

Я поспешила сказать об этом Финну, обнимая его, окружая кольцом своих рук. Но он явно продолжал думать о том, что я хочу улететь. Вечно я умудряюсь ляпнуть что-то не то. Всю дорогу до машины Финн молчал.

Мы летели сквозь темноту легко и свободно – дороги были пустыми в этот поздний час, а приближающаяся весна очистила небо от облаков. Мне казалось, что я действительно нахожусь в центре Вселенной, на оси вращения, как сказал Финн. Он включил музыку так громко, что динамик сотрясал приборную панель. Из колонок зазвучал мой голос, повествуя о том, как я «рассыпаюсь на осколки». Это был заглавный трек последнего альбома.

Финн резко выключил музыку, словно вдруг решил, что терпеть не может эту песню. Потом посмотрел на меня. Слабый свет приборной панели делал его лицо угловатым.

– Ты сама это написала? – спросил он.

– Я все песни пииту сама. Правда, в первом полноценном альбоме, выпущенном после песен с «Нэшвилла», мне не доверили эту работу. Большинство треков выбрали продюсеры, а мне разрешили написать всего пару песен, но именно они завоевали наибольшую популярность и оказались успешнее остальных. В следующем альбоме треков моего авторства было уже больше. Потом все повторилось. Для четвертого и пятого альбомов я писала все песни сама или в соавторстве.

Финн кивнул, но я видела, что он думает вовсе не о моих хитах.

– Неужели никто не задумался о твоем состоянии… услышав такой текст? Медведь, бабуля, хоть кто-нибудь?

– Это грустная песня. Люди любят печальные истории. Все были в восторге. Многим легко ассоциировать себя с героиней, поющей о разбитом сердце. Как там писала Бонни Паркер? – Я легко запоминала стихотворный текст, поэтому строки поэмы мгновенно всплыли у меня в голове, и я процитировала их, не задумываясь:

– «По сравнению с Клайдом и Бонни»? – переспросил Финн. Его голос звучал как-то странно, будто эта строчка встревожила его.

Я посмотрела на Финна, не понимая, на что он намекает, и ожидая разъяснений. Несколько минут он молчал, словно о чем-то задумавшись.

– Неужели и правда дошло до этого? Мы действительно превратились в подобие Бонни и Клайда? Отчаянные, убегающие от погони по темной дороге, которая лишь ведет к новым неприятностям?

– Очень на это надеюсь, – полушутливо ответила я.